На крышах, на колесах, на буферах, на подножках - только бы уехать из страшного, пустого места. На руках висеть, волочиться по шпалам, уцепившись за вагонный хвост - только бы уйти, убежать от голодной настигающей смерти.
Летит степью под застывшим месяцем собачья шерсть.
Горят глаза собачьи.
Щелкают зубы.
- В бога - мать - пусти!
- В крест - царя!..
- Товарищи!..
Завертелся Мишка, закружился.
Не пробить ему огромную людскую стену около вагонов.
Колыхнет живая стена, двинет локтями, попятится задом, отбросит в сторону, потащит на другой конец. Нет силы перескочить живую лязгающую стену, нет силы и оторваться от нее. Тянет, всасывает она, крутит в котле, душит, мнет.
Бросился Мишка к маленькому застывшему паровозу, навстречу Трофим под рогожкой несется, маленьким, смешным попом в коротенькой ризе.
- Попал?
- Куда?
- Айда со мной!
До смерти обрадовался Мишка - двое не один.
Ухватил Трофима за рогожку - поскакали мимо мужиков с бабами, мимо вагонов. Прибежали в самый хвост - солдат стоит. Поглядели на солдата издали, вперед ударились.
- Стой! - сказал Трофим. - Надо на крышу лезть. Ляжем на брюхо - нас не увидят…
Встал Мишка на плечи Трофиму - до крыши высоко.
Потянулся маленько, чтобы за крючок ухватиться - сорвался, грохнулся, ударил Трофима ногами по голове.
Рассердился Трофим, крикнул:
- Баба! Становись под меня.
Больно ушибся Мишка, но плакать некогда.
Встал под Трофима, и Трофим сорвался, ударил Мишку ногами по голове.
- Айда в другое место - не залезешь тут.
- Руку я зацарапал.
- Кровь?
- Течет маленько.
- Посыпь песком!..
Когда свистнул паровоз, покрывая людские голоса, Мишка с Трофимом лежали на крыше вагонной, вниз брюхом. Трофим облегченно шептал, нюхая пыльную крышу:
- Живой маленько? Сейчас поедем…
Шибко рвал киргизский ватер Мишку с Трофимом, все хотел сбросить в безлюдную степь. И когда глядели они на согнутых баб с мужиками, залепивших вагонные крыши, думалось им: плывут они по воздуху, над землей, над степью и никто никогда не достанет их, никто не потревожит. Только один раз больно сжалось Мишкино сердце - мужик напротив крикнул:
- Умерла.
Головой около Мишкиных ног лежала косматая баба кверху лицом и мертвыми незакрытыми глазами смотрела в чужое далекое небо. Тонкий посиневший нос, неподвижно разинутый рот с желтыми оскаленными зубами тревогой охватившей перепутали Мишкины мысли, больно ударило затекавшее сердце.
Трофим поглядел равнодушно.
Также равнодушно и мужики повесили бороды, думая о своем. Один из них сказал:
