Леонек — мальчишка, и кто знает, будет ли он последователен в своих взглядах и верен им всю жизнь. А пока Леонек убежал из отцовского дома, где ни в чем не нуждался, и несчастный отец гоняется за ним по белу свету. Но сын скрывается от него усерднее, чем от жандармов уже два года. Старый богач писал слезные письма в Лондон, предлагал партии громадную, на наш взгляд, ежегодную сумму, но требовал в качестве условия sine qua non[31] выдачи блудного сына. Леонек, когда узнал об этом, испугался до смерти, как бы его не «обменяли».
Однажды у меня собрались руководители партии — обсудить наше трудное финансовое положение. Вдруг входит Леонек, и Конрад совершенно серьезно заявляет: «Разумеется, мы обменяем Леонека». Все рассмеялись, а парень, несмотря на свои девятнадцать лет, едва не расплакался. Парнишка он послушный, смирный, и то, что его вообще терпят, считает большой милостью. Такому ребенку нужна опека, немного тепла. Мне его жаль. Я отношусь к нему приветливо, иногда поговорю с ним минутку, спрошу его мнение о каких-либо партийных делах, зная, что это доставит ему большое удовольствие. Он стремится казаться взрослым, хочет, чтобы кто-нибудь принимал его наконец всерьез. Он так счастлив, с такой комичной важностью поучает меня, старика! Его самая возвышенная мечта — тайком вести пропаганду среди рабочих на фабрике своего отца в Пабяницах, организовать там большую забастовку и научить старика уму-разуму. Он не теряет надежды, что старого эксплуататора удастся когда-нибудь перевоспитать. «Знаете, как можно переубедить его? Силой. А ведь мы сила, правда?» Правда, Леонек, правда, но я боюсь, что папа из Пабяниц еще долго будет сильнее нас всех.
Возвращаясь к тем двоим, я сказал бы: они удивительно дополняют друг друга, и то, что они встретились в жизни, просто чудо. Конрад олицетворяет собой непоколебимую силу; он тверд, мрачен, видит и понимает все, но как-то очень уж беспощадно, пронизывающе холодно. У него светлый ум, возможно гениальный, но этот человек, кажется, совсем лишен эмоций и способен, вероятно, ломать и крушить вокруг себя все без тени сожаления. По его мнению, счастье, горе, то есть все личное, присущее людям, — глупости, над которыми он смеется язвительно и зло. Я, может быть, не прав, но мне кажется, что он не способен никого полюбить. Он выполнит все, что нужно, он словно стихия, машина, словно бездушное и мощное орудие судьбы, порожденное современной жизнью. Это внушает уважение. Его почитают, слушаются, ему подчиняются даже смутьяны. Но его никто не любит, у него нет близких друзей, со всеми он на вы. Есть и такие, которые его боятся. И подумать только — Конрад влюблен!
