Неправдоподобный, далекий, давний предавний Дужар и тысяча других его ипостасей в бесчисленных местах и в различные времена — все, все ждало избавителя. А капитан не подавал признаков жизни.
— Это значит, он помнит обо мне и когда-нибудь явится, — утешал себя Дужар в минуты крайнего отчаяния.
Так шло время. Необыкновенное это было время; казалось, оно длится уже многие годы, но точно так же оно могло быть одним днем, часом и даже — почему бы нет? — одной секундой. Кто знает, может быть, это действительно была какая-то страшная секунда в черной ночи, какое-то мгновение, насыщенное, переполненное снами, событиями, ужасами, которые, в сущности, занимают ничтожно мало места и мчатся, улетая нескончаемой вереницей молний. Однако выходило, что это долгие тяжкие годы, на которые он обречен несправедливо, из-за какой-то роковой ошибки.
Каждый день он просыпался совсем рано, когда все еще спали, и каждый день повторялось то же самое — едва он очнется, как уже прочно опутан сетями неуверенности, и опять начинались пляски видений, а потом сны в снах, где непостижимое перемешивалось с постоянной иллюзией правды и с постоянным искушением хоть во что-нибудь поверить. Триста человек вокруг просыпались, говорили, кашляли, вставали, ходили и суетились целыми днями, а он выкарабкивался из этого отвратительного хаоса и засыпал. К нему приставали, рассказывали о себе невероятные истории, втягивали его в разговоры, а он отвечал невнятно, сквозь сон. Негр целыми часами мучил его назойливым, едва понятным бормотанием, вращал глазами и хватал за руку желтой влажной ладонью. Дужар вырывался с отвращением, вскакивал, чтобы убежать, но старый сержант, восседавший у стены за столиком на возвышении между койками, видел все. Он взглядывал на него свирепыми рачьими глазами, и Дужар, цепенея от страха, падал на койку, как подкошенный, и прятал лицо в подушку.
Потом появлялся офицер в красном кепи с четырьмя галунами и начинал слоняться по залу. Он бродил долго, зевал от скуки, но бродил. Приближался, отступал назад, подходил к дверям, казалось, что теперь-то уж он благополучно уйдет и на этом все кончится. Дужар наблюдал за ним с замиранием сердца. И всегда-всегда, в тысячный раз безжалостный майор появлялся возле него. Чаще всего он заходил сзади и вырастал над ним внезапно. Он никогда ничего не говорил. Только стоял и смотрел все понимающими, насмешливыми глазками. Дужар извивался в страхе и муке. Это неистребимое привидение сковывало его ужасом и страшно терзало. Он не мог оторвать от него взгляда, и всякий раз наступало мгновение, когда его словно тонкой длинной иглой пронзало предположение, что, может быть, вопреки всему, этот майор — настоящий, живой человек. А если он настоящий, то и эти бесчисленные койки тоже, выходит, существуют наяву, и, значит, те люди, те трупы… Водоворот ужаса. Призрачные химеры войны, из которой он никак не может вырваться.
