Это был хозяин захудалого, побелевшего от дорожной пыли кабачка, стоявшего на скрещении двух дорог. Напротив кабачка незадолго перед тем соорудили паровую мельницу, использовав старинные постройки Параду – владенья, сохранившегося от прошлого века. И кабатчик Лафуас умудрялся сводить концы с концами благодаря рабочим мельницы и крестьянам, привозившим на помол свое зерно. По воскресеньям у него бывали еще другие клиенты – немногочисленные жители соседней деревушки – Арто. Но его преследовала неудача: уже три года он еле волочил ноги, жалуясь на боли, и доктору постепенно стало ясно, что это начало паралича. Лафуас продолжал упрямиться, не желал нанимать служанку, ходил, держась за стулья, но все-таки сам прислуживал посетителям. Ему стало несколько лучше после десяти впрыскиваний, и он уже кричал повсюду, что выздоровел.
Теперь он стоял в дверях, большой и сильный, его красное лицо пылало под шапкой огненно-рыжих волос.
– А я вас поджидаю, господин Паскаль! Подумайте только, вчера я разлил две бочки вина по бутылкам и совсем не устал!
Клотильда присела на каменную скамейку во дворе, а Паскаль вошел в дом, чтобы сделать Лафуасу впрыскивание. До Клотильды долетали их голоса: кабатчик, крайне чувствительный к боли, несмотря на свою крепкую мускулатуру, жаловался, что впрыскивания болезненны: но, конечно, всякое вытерпишь ради того, чтобы быть здоровым. Потом он начал просить доктора выпить стаканчик вина, да и барышне не следует обижать его отказом, пусть она отведает сиропа. Он вынес на улицу столик, и им пришлось чокнуться с хозяином.
– За ваше здоровье, господин Паскаль! И за здоровье всех несчастных, которые могут благодаря вам снова радоваться жизни!
Клотильда улыбалась, вспоминая сплетни, переданные ей Мартиной о папаше Бутене, которого будто бы погубил доктор. Выходит, что Паскаль убивает не всех своих пациентов, даже напротив, его метод лечения совершает настоящие чудеса. Она вновь обретала веру в своего учителя, и ее сердце наполнялось горячей любовью к нему. Когда они покинули Лафуаса, она уже не рассуждала больше. Паскаль мог схватить, унести ее, располагать ею по своему усмотрению.
Но за несколько минут до ухода, сидя на каменной скамье и глядя на паровую мельницу, она припомнила одну полузабытую историю. Не здесь ли, не на этой ли мельнице, ныне потемневшей от угля и запорошенной мукой, разыгралась некогда драма великой любви? В памяти Клотильды воскресали подробности, рассказанные Мартиной, случайные намеки самого доктора – все перипетии трагической любви ее двоюродного брата, аббата Сержа Муре, тогда священника в Арто, и прелестной дикарки, обитавшей в Параду.
