— А почему мы едем на метро? — спросил я. — Почему бы нам и дальше не ехать на мотоцикле?
— Потому что мы не можем взять мотоцикл туда, куда направляемся, — ответил он сухо.
Он сделал еще пару шагов. Я не двигался. Мне нужны были ответы на мои вопросы, и я хотел, чтобы дядя Пресс понял, что, пока я не узнаю некоторых вещей, с места не сдвинусь. Он остановился и посмотрел на меня.
— Ну что? — спросил он устало.
— Я только что пропустил самую важную игру в своей жизни, завтра моя команда четвертует меня, а ты хочешь, чтобы я беспрекословно последовал за тобой в метро в этом Богом забытом районе? Думаю, мне стоит узнать, что происходит!
Все это зашло очень далеко, и если дядя Пресс сейчас же не объяснит мне все, я ухожу. Уж не знаю, куда бы я ушел, если бы дядя Пресс оставил меня тут одного. Хотя этого можно было не опасаться. В конце концов, он же мой дядя!
Лицо его смягчилось. На мгновение он снова стал похож на того, которого я знал всю жизнь.
— Ты прав, Бобби. Я слишком много взвалил на тебя. Но дело в том, что если я сейчас начну все объяснять, то мы можем опоздать.
— Куда опоздать?
— Понимаешь, Бобби, кое-какие люди попали в беду и рассчитывают на мою помощь. А мне нужна твоя помощь.
Я был и разочарован, и польщен одновременно.
— Да? И что это за неприятности?
— Слишком долго объяснять, Бобби. Проще показать.
Я не знал, что и делать. Даже если бы я решил убежать, то не смог бы выбраться сам из этого района. А передо мной стоял мой дядя, смотрел мне в глаза и просил у меня помощи. Что я мог сказать? И тут я решил признаться.
— Мне страшно!
— Я знаю. Но ты, пожалуйста, поверь, что с тобой ничего плохого не случится, пока это в моих силах.
Он сказал это так искренне, что я даже успокоился, правда, всего на пару секунд.
— А когда это будет не в твоих силах, то что? — спросил я.
Дядя Пресс улыбнулся и сказал:
— В ближайшее время нам это не грозит. Так ты со мной?
Говорят, что за секунду до смерти у людей перед глазами проходит вся жизнь. Удивительно, но со мной этого не случилось. Я не думал ни о семье, ни о матче, ни о Кортни Четвинд. Перед моим мысленным взором возник лишь один образ — мы с дядей Прессом, друзья, родные люди. Здесь и теперь. Я решил, что это хорошее знамение. Так что я собрал в кулак все свое мужество и сказал:
— Хо-хо, ну, давай, вперед!
Дядя Пресс рассмеялся и помчался вниз по лестнице. Глядя, как он растворяется в темноте, я постарался убедить себя в том, что если я иду туда вслед за ним, это еще не значит, что я полный кретин. Добежав до конца лестницы, я увидел, что он стоит перед большим проходом, заколоченным досками. Станция была закрыта, и, судя по виду этой загородки, уже довольно давно.
