О чем мы никому не расскажем | страница 15
Тим совсем уже собрался сесть в кресло, как Артур взял его за плечо и развернул в сторону одного из углов студии.
— Видишь дверь? Композиция должна звучать не меньше трех минут, если захочешь туда, понятно?
Тим неловко кивнул. Артур, не замечая его неловкости, показал на полку рядом со столом. На полке стояли три огромных термоса, из тех, которые не носят в сумках, а подключают к сети. Тим всегда гадал, кому они нужны.
— Вода, кофе и кофе с сахаром, — пояснил Артур. — Выключай микрофон, когда будешь пить. Вроде все. Вопросы есть?
— Я буду один? — с недоверием спросил Тим.
— Да, конечно, — Артур похлопал его по плечу. — Иначе ничего не получится.
Тим едва не спросил, что должно получиться, но вовремя вспомнил, как он здесь оказался. Трудотерапия. Конечно. Вряд ли это настоящая студия. Даже скорее всего — ненастоящая.
Правда, не очень понятно, как он будет завтра работать на настоящей работе, если проведет здесь всю ночь, но не маленький уже, справится как-нибудь один день. Никто не ждет трудовых подвигов от человека в первый день после отпуска. Тимофей вздохнул и сел в кресло.
— Удачи, — шепнул Артур. — Пожелал бы тебе легкого эфира, но легких эфиров у нас не бывает. Так что держись, Тим.
«Держись, Тим», — ехидно повторил про себя Тимофей. Все говорят «держись, держись», хоть бы кто сказал, за что именно можно держаться. Особенно когда земля уходит из-под ног, а жизнь стремительно теряет смысл. Тим зажмурился, открыл глаза — все было здесь: и микрофон с логотипом в виде красной молнии, и тяжеленные на вид наушники, и мертвый свет монитора.
— Что ж, трудотерапия — так трудотерапия, — пробормотал Тим. — Вперед.
Наушники оказались удивительно удобными и не чувствовались на голове. Наоборот, в них было очень уютно и как-то по-особенному тихо. Не та дикая тишина, что граничит с безумием, а та, глубокая и чистая, которая бывает на сцене перед тем, как заиграет настоящая музыка. Такую тишину нельзя нарушать лишь бы чем. Нет, ей нужна специальная мелодия. Специальная.
И Тим вспомнил. Лорина Мак Кеннит. Кажется, эта вещь называлась Coventry Carol? Сто лет назад ее слышал. Нет, быть не может, чтобы она здесь была. Это же был какой-то странный альбом, он его видел только на пленочной кассете. Лет тридцать тому назад. Тим смотрел на результаты поиска… Она здесь была. Весь альбом — Зимний сад. Пять сезонных песен. И он включил ее. Голос наполнил тишину, как вода наполняет русло реки. Он был глубоким, он был грустным, он был настоящим. Тим прикрыл глаза. Сколько же он не слушал ее? С тех самых пор, как… Нет, не надо вспоминать! Он оборвал свои мысли одновременно с окончанием песни. И пока тишина не стала невыносимой, сказал, наклонившись к микрофону.