БАС: Конечно, в начале 20-го века наличие сюжета в романе перестало считаться обязательным условием. Свободное скольжение в толпе персонажей, произвольные перелёты во времени и географическом пространстве применяли Пруст, Музиль, Кафка, Джойс. Хемингуэй не остался в стороне от этого поветрия. В середине "Фиесты" он теряет Роберта Кона и заставляет нас таскаться за Джейком и его приятелями по злачным местам, отправляет в Испанию на рыбалку, потом на корриду в Памплоне. Их диалоги должны быть очищены от сентиментальности, поэтому идут бесконечно повторяющиеся "что будем пить?", "не знаю", "какая завтра погода?", "сколько форелей ты поймал вчера?" и так далее. В какой-то момент я так устал от описаний жареной зайчатины и устриц под соусом, что начал просто пролистывать страницы в поисках имён Кона и Бретт.
ТЕНОР: Гарольд Лойб был огорчён своим портретом в романе. Он воображал себя другом замечательного писателя, а тут вдруг такие чёрные краски и ушаты презрения. "Что ты таскаешься за нею как упрямый вол?! — кричит Роберту Кону жених Бретт Эшли. — Что с того, что она спала с тобой? Она спала с многими получше тебя!" Но у меня есть одна догадка. Мне кажется, в Гарольде Хемингуэй разглядел того чувствительного романтика, которого он выжигал в себе с ранней юности, и попытался добить его литературными средствами. Играла свою роль и ревность. То, что Дафф Твисден ездила в Сан-Себастьян с Лойбом, а не с ним, должно было точить самолюбие. Её нежелание причинить боль Хедли могло выглядеть просто отговоркой в его глазах. Правда, он взял одну строчку из её письма и вложил её в уста Бретт: "Мы не должны ранить других. Это у нас вместо веры в Бога".
БАС: Роман "Фиеста" вышел в 1926 году и имел большой успех, хотя и с привкусом скандала. Критики хвалили, читатели раскупали, а родители опять были возмущены. "Стоило ли тратить свой талант на описание таких дегенератов? — писала мать. — Не много чести — опубликовать самую грязную книгу года." Оправдываясь, Хемингуэй объяснял, что невозможно изображать правду жизни, обходя всё уродливое, жестокое и подлое, что в ней есть.
ТЕНОР: С выходом к широкому читателю неизбежно умножились шипы сарказмов, отталкивания, насмешек. Обострённое самолюбие писателя также больно задевали сравнения его с другими авторами. Дружественно настроенному критику Эдмунду Вилсону Хемингуэй писал: "Нет, я не считаю, что рассказ "Мой старик" вырастает из рассказа Андерсена "Хотел бы я знать — зачем?" Мой — о мальчике, его отце и скаковых лошадях. Шервуд написал о мальчиках и лошадях. Тут нет ничего общего. Я хорошо знал Андерсена. Он писал хорошие рассказы… Но ньюйоркские критики развратили его похвалами, и его творчество заваливается к чертям".
