ТЕНОР: Но родственные связи и клановые сплетни недолго остаются темой их разговоров. Впоследствии друзья и близкие будут ломать голову: что свело вместе двух таких непохожих людей? Почему красавец, круживший голову десяткам прелестных девушек и дам, предпочёл проводить время с некрасивой, неловкой, лишённой дара светской беседы Элеанор? Похоже, она и сама не верила своему счастью. Однажды в разговоре с кузиной разрыдалась и воскликнула: "Нет, мне не удержать его! Он ведь просто неотразим!".
БАС: В другой раз она призналась кому-то из близких, что полюбила Франклина за то, что он прочёл не меньше книг, чем она. В 1903 году они встречались уже регулярно, и в их общении и разговорах никогда не случалось тягостных пауз. Наслаждение беседой, выплёскивавшейся далеко за круг обычных тем светской болтовни, было для Франклина новым и волнующим в отношениях с девушкой. В его дневнике всё чаще упоминаются встречи с Элеанор, и одна короткая запись ясно говорит о его чувствах к ней: "Э. — ангел!". Впоследствии их сын Элиот написал: "Отцу, похоже, доставляло удовольствие освобождать свою невесту из раковины, в которой она жила. С ним она впервые научилась получать удовольствие от вечеринок и других сборищ". Не напоминает ли это нам легенду о Пигмалионе и Галатее?
ТЕНОР: А раковина была выкована прочная, уже с детских лет. Мать роняла в адрес дочери едкие замечания: "Не знаю, что с тобой будет. Ты такая непривлекательная, что у тебя нет иного выхода, как стать очень-очень хорошей". Или: "Если девушка некрасива, нужно, чтобы она хотя бы имела приличные манеры". Сверстники называли Элеанор "granny" — бабулька. После смерти матери — унылое отрочество в доме бабушки, где игры не поощрялись, развлечения осуждались, а за столом было положено сидеть молча.
БАС: Просвет наступил лишь тогда, когда пятнадцатилетнюю Элеанор отправили за океан, в школу-пансион для богатых девочек под Лондоном. Директрисса, мадмуазель Сувестр, сразу разглядела в юной американке клад душевных богатств и писала впоследствии её родным, что в жизни не сталкивалась с такой сердечной теплотой. Элеанор, в свою очередь, была поражена смелостью, с которой директриса нарушала каноны общепринятого. В войне между англичанами и бурами она была на стороне буров. Выступала в защиту Дрейфуса. Отстаивала права профсоюзов. Почти не скрывала своего лесбиянства. "Шоковая терапия мадмуазель Сувестр заставила меня думать самостоятельно", вспоминала потом Элеанор.
