Гарленд задумчиво почесал голову, переваривая эту информацию, и решил, что здесь узнал достаточно.
— Я собираюсь повидать миссис Тремейн, — сказал он мне. — Уверен, одного человека достаточно для беседы с истеричной женщиной, возможно, вдовой. Возвращайся в свой офис. Я позвоню, если сегодня еще что-нибудь случится.
С этим он оставил меня, и я задумчиво направился в офис.
В тот вечер он мне не звонил, и, ложась спать, я все так же был озадачен этой тайной. Два мои репортера, отличные парни, делали все возможное и соорудили вполне читабельный материал, но местная полиция, слишком хорошо знавшая свою работу, позволила им немногое сделать. Все газеты могли получить лишь очень маленький факт и огромный ворох гипотез.
И для гаданий дело это было нелегким. Я, например, был безнадежно озадачен. Мой репортер, как и сыщик, опросил жену пропавшего диктора, и она поклялась, что слышала в приемнике голос мужа. Сомнений в этом у нее не было.
Все это было невероятно. На Тремейна напали в пустой и неприступной комнате, а затем унесли его или тело — и все на протяжении менее чем двух минут.
Неудивительно, что на следующий день все газеты полнились этим. Один за другим мелькали заголовки, посвященные делу. Некоторые зашли столь далеко, что назвали это происшествие сверхъестественным.
Дело было столь удивительным, что могло оказаться значительнее чуда семи дней,[1] но на сей раз газетам не позволили затягивать покров таинственности надолго, поскольку на другой вечер Гарленд растянул сеть, и все было кончено, приветственные крики зрителей в суде — и эшафот. Это сделало историю еще более удивительной, но, будучи журналистом, я не мог без сожаления размышлять о сообразительности моего родственника, столь скоро прекратившего сенсацию, которую газеты ожидали годами.
В тот день я работал после обеда в кабинете, когда раздался звонок телефона. Это был Гарленд. Он хотел меня видеть, и я пригласил его прийти. Через несколько минут Уильям зашел в комнату, он выглядел усталым, но довольным.
— Ну? — спросил я.
— Хочу облегчить свой мозг, — ответил он, — так что поговорю с тобой несколько минут. Итак, можно признать, что нельзя задушить человека в пустой запертой комнате, и столь же невозможно ему, задушенному, исчезнуть из этой комнаты.
— Да. Но была ли студия заперта?
— Мы сами это проверили. Сегодня полиция занялась этим вновь. Муха не могла бы вылететь оттуда, не будучи замеченной. Глухие стены, глухой потолок, бетонный пол. Как же, во имя всего святого, жертву оттуда удалили?
