Миссис Паникер смотрела на эту трогательную парочку с насмешливо-грустной улыбкой, как глядел бы погорелец на уцелевшие после пожара солонку с перечницей или нежно любимые носки, когда все остальное сгорело дотла. Потом она повернулась к инспектору:
— Значит, он у нас богач?
— Все может быть, — ответил инспектор Беллоуз. — Но насколько нам, э-э-э, я хотел сказать, Кэлбу удалось выяснить, эти бесконечные цепочки чисел, которые произносит попугай, не являются номерами счетов в швейцарских банках. Кэлб заставил своего брата в Цюрихе день и ночь сидеть, проверяя цифры.
Миссис Паникер кивнула. Нечто подобное она и предполагала. Ее муж, Линус и Бруно стояли на перроне. Она подошла и встала рядом.
— Ку-ку, — сказал попугай.
— Сам ты ку-ку, — улыбнулась миссис Паникер.
— Боюсь, — вздохнул старик, — нам так никогда и не удастся понять, что означают эти цифры и означают ли они вообще что-либо.
Бог свидетель, в устах старика это признание звучало непривычно, и далось оно ему нелегко. Изощренный ум, раскрывающий тайну, находящий решение, разом выстраданное и вместе с тем изящное и непринужденное, — вот в чем он всегда видел основное человеческое призвание. В ворохе ложных версий, в шуме, в запутанных дебрях жизни важно было нащупать смысл и взаимную обусловленность. Но разве не одолевали его постоянно мысли о том, что где-то на свете живут люди — сумасшедшие криптографы, полоумные детективы, одержимые исследователи, растрачивающие свой разум и гений на поиски тайного смысла в движении облаков, в перетасовке слов из Библии или в расположении пятен на крыльях бабочек? Возможно, сам факт наличия подобных людей на белом свете предполагал, что смысл как таковой существует исключительно в пределах черепной коробки исследователя? Что именно неразрешимое, то есть пресловутые ложные версии и случайные факты, — это и есть отражение истинной природы вещей? Что в очевидном значении и бесспорной логике истинного смысла не больше, чем в трескотне серого жако? Почему нет? Все возможно, все очень даже возможно.
В этот момент земля чуть задрожала и издалека донесся лязг железных колес, катящихся по железным рельсам. Звук становился все ближе и ближе, и вот мимо них потянулся бесконечный состав, военный транспорт с крашенными в тусклый серо-зеленый цвет вагонами, груженными снарядами, окороками, гробами, которых ждали интенданты на армейских складах военной Европы. Поезд убавил ход, но останавливаться не собирался. Мальчик поднял голову. Его глаза, устремленные на проходящие мимо вагоны, скользили слева направо, читая их, словно книгу:
