Впрочем, такая физзарядка мало помогала, и за урок Альгидас, бывало, попадался спящим не один раз.
Учитывая холода, главная запретная вольность курсантов были вшивники. Назвал их так, кажется, замполит-подполковник, вообще острый на словцо.
Вшивник — это какой-нибудь тонкий свитерок, если надо, с отрезанным воротником, который одевался под гимнастерку. Его, естественно, не было видно, но душу и тело он согревал знатно.
Вшивники имели только самые отчаянные. Потому что попасться с этим неформенным обмундированием было грехом, страшнее которого просто ничего придумать было нельзя. Естественно, Альгидас и еще несколько изгоев батареи о такой роскоши даже помышлять не могли.
Что было движущей силой того достопамятного события, неизвестно. Возможно, подполковник просто страдал бессоницей, или с женой поругался, или еще чего. Но примерно в три часа ночи он вдруг появился в казарме. Мы, дрожащие и полусонные, выстроились каждый у своей кровати, и замполит начал проводить классический шмон.
У кого-то он выкидывал все из тумбочки, где-то поднимал подушку и матрац. Бывалых и ловких не так просто было поймать — в улове Дашкина была всего-то пара кусков туалетного мыла в красивой обертке (положено и выдавали хозяйственное!) да флакон Тройного одеколона, изъятый у какого-то неосторожного франта.
И вдруг, по казарме раздался радостный рык подполковника Дашкина, сравнимый разве что с рыком льва, поймавшего наконец замешкавшуюся антилопу. Замполит обнаружил в тумбочке рядового Альгидаса вшивник!
Надо было видеть торжествующего подполковника, поднявшего высокого над головой, как знамя Победы над Рейстагом, малиновый свитер с обрезанным горлом.
«Мне, товарищ рядовой, вы сразу не понравились. И что это такое — по-русски не говорить? Вот, отсюда все и идет. Сначала по-русски не говорят, потом вшивники, а потом…»
Что могло быть потом, подполковник не сказал, но представлялось что-нибудь страшное. Пожалуй, предательство. Измена Родине. А может, и шпионаж.
Подполковник своей властью объявил Альгидасу пять суток ареста. И приказал также непосредственному начальству наказать виновного по всей строгости.
Удивительно, но этот случай очень даже помог несчастному Альгидасу, который к тому времени был уже, что называется, на грани
Во-первых, Альгидас впервые с начала службы как следует выспался на гарнизонной губе. Пять суток — царский отдых.
Во-вторых, понимая, что Альгидаса явно подставили, ни младший сержант Черемичко, ни старший сержант Стельхов, ни даже старший лейтенант Литвинов не стали его наказывать. Наоборот, решив, что Альгидас от Дашкина несправедливо пострадал, стали относиться к нему, как бы это сказать, почеловечнее.
