своего высокопоставленного друга. Обычно непроницаемый для окружающих Тиберий с ним одним оставлял свою скрытность и осторожность (ibidem, IV, 1). Подобное безусловное доверие со стороны человека, в силу особенностей своего характера вовсе не склонного слепо доверять кому бы то ни было, может показаться удивительным, однако этот факт легко объясним. Тиберий сблизился с Сеяном в самую, может быть, тяжёлую пору своей жизни, в годы изгнания, когда человек, на которого он мог бы положиться, был ему особенно необходим. С другой стороны, дружба с опальным пасынком Августа не могла принести юному Сеяну никаких выгод, и, следовательно, у Тиберия не было причин сомневаться в его искренности.
Став принцепсом после смерти своего приёмного отца, Тиберий, достигший, наконец, верховной власти, вспомнил о Сеяне по той же причине, по которой подружился с ним на Родосе. Ему снова понадобился человек, пред которым он мог бы снять маску, скрывавшую от окружающих его неуверенность в себе и в прочности своего положения.[387] Префектом претория был в то время отец Сеяна, назначенный на этот пост ещё Августом. Тиберий разделил должность командира гвардии, поставив Сеяна вторым префектом претория, а после того как Страбон был назначен префектом Египта, Сеян сделался единственным начальником преторианцев и вплоть до 31 г. н. э. вся власть над столичным гарнизоном находилась в его руках.
В 20 г. Сеян получил преторские отличия, а его дочь обручилась с племянником Германика, сыном будущего императора Клавдия. Именно Сеян был инициатором концентрации преторианских когорт в Риме, где для них были построены особые казармы. Чтобы продемонстрировать боевую выучку своих солдат, Сеян организовал военные манёвры, в которых приняли участие войска столичного гарнизона. Эти учения происходили на глазах у Тиберия и римских сенаторов (ibidem, III, 29; IV, 2; Dio, LVII, 19). Сосредоточение гвардейских частей в одном лагере способствовало росту политического значения Сеяна как их командира. Тиберий полностью доверял своему префекту и не раз публично превозносил его заслуги.
Уже в античности наметились две точки зрения на роль Сеяна в развитии политического террора: Тацит считает Сеяна главным виновником драматических событий 23–30 гг.; Светоний полагает, что Сеян лишь шел навстречу желаниям принцепса (Tac. Ann., IV, 1; Suet., Tib., 61). Тенденция связывать ужесточение императорского режима после смерти Друза с деятельностью Сеяна и его ставленников сохраняется и в современной историографии.
