Большая временная дистанция, по мнению самого Корнелия Тацита, позволила ему писать историю преемников Августа "без гнева и пристрастия" (Tac. Ann., I, 1).
Однако крайне нелицеприятная характеристика, которую Тиберий получил в "Анналах", послужила историкам Нового времени прекрасным поводом, чтобы усомниться в верности Тацита им же декларируемому творческому принципу (Tac. Histor., I, 1).[69] Еще в 70-ые годы XIX столетия Т. Моммзен дал римскому историку чрезвычайно резкую оценку, указав на различные манипуляции, которые он проделывал с материалом, иногда сознательно искажая истинную картину ради литературного или психологического эффекта.[70] Точка зрения, что, описывая правление Тиберия, Корнелий Тацит не проявил должной объективности, не теряет своей популярности и в наши дни.[71]
На страницах "Анналов" император предстает перед нами как личность исключительная по своей жестокости и порочности: Тацит приписывает преемнику Августа такие черты, как лицемерие, притворство, жестокость, мстительность, надменность, подозрительность, корыстолюбие и жажду власти (Ann., I, 4, 7, 10–13, 72, 81; II, 42; III, 3, 15; IV, 20, 29, 52; VI, 19, 51). Своим принципатом Тиберий более всего обязан судьбе, убравшей с его дороги всех других кандидатов на роль преемника Августа, а также интригам Ливии (ibidem, I, 3).
Тацит крайне негативно оценивает итоги развития системы принципата при Тиберии. Сформировавшийся за годы долго правления его предшественника политический режим трансформируется при нём в dominatio и regnum.[72] Если в начале правления император ещё сохранял "видимость свободы" (imago libertatis), то уже после смерти Друза в 23 г. всё и в государстве, и в его семье пошло по другому, а принципат "начинает меняться к худшему": "…mutati in deterius principatus initium ille annus attulit" (ibidem, IV, 1, 6–7).
Наконец, после казни Сеяна, правление Тиберия приобретает откровенно деспотический характер, что выразилось в захлестнувшей Рим волне судебных процессов об оскорблении величия, описание которых занимает большую часть VI книги "Анналов". Говоря словами Тацита, в конце жизни принцепс, дал волю своим долгое время сдерживаемым влечениям и, забыв о стыде и страхе, с равной безудержностью предался отвратительным преступлениям и гнусным порокам: "postremo in scelera simul ac dedecora prorupit postquam remoto pudore et metu suo tantum ingenio utebatur" (ibidem, VI, 51). У читателя "Анналов" не остаётся сомнений в том, что преемник Августа является родоначальником традиции деспотизма, развитой впоследствии Калигулой и Нероном.
