– Часто наведываются разбойники!
– Мы застрелим их.
Наконец, когда понял, что нас ничем не пронять, он сменил тон:
– Господин, я боюсь вас.
– Нас не надо бояться. Мы не разбойники и не убийцы. Мы хотим лишь переночевать в этом домике и завтра двинемся в путь. За это ты, если захочешь, получишь серебряный пиастр.
– Серебряный? Пиастр? – переспросил он удивленно.
– Да, пиастр или даже два, если проявишь дружелюбие.
– Господин, я и так дружелюбен!
Когда он произносил эти слова, у него все смеялось – глаза, рот, нос и даже руки, которые удовлетворенно похлопывали в ладоши. Удивительным было то, что у этого курда-банна росла еще и борода. Такого я пока не видел.
Радость передалась и его собаке, которая извлекла свой хвост из-под ног и принялась им размахивать, причем лапой попыталась толкнуть игриво моего Дояна, но тот и ухом не повел, а созерцал всю картину с величием Великого Могола.
– Тебя хорошо знают в горах? – продолжил я свои расспросы.
– Да, везде.
– А ты знаешь реку Бербзие?
– Да, это на границе.
– Сколько времени нужно, чтобы добраться до нее?
– Полдня.
– А Банне ты знаешь?
– Бываю там два раза в год.
Знал он и Ахмадабад, и Байендере.
– А вот Бистан ты знаешь? – настаивал я.
– Знаю, там живет мой брат!
– Ты работаешь все дни?
– Так, как мне захочется! – гордо ответил он.
– И можешь по своему желанию отсюда уйти?
– Господин, я не знаю, почему ты так спрашиваешь.
Этот угольщик был весьма осторожным, эта черта мне в нем понравилась.
– Я скажу, почему я спрашиваю. Мы здесь чужие люди и не знаем дорог через горы, поэтому нам нужен надежный человек – проводник. Мы заплатим ему по два пиастра за день.
– О господин, возможно ли такое? Я за все годы получил всего десять пиастров, муку и соль. Могу ли я повести вас?
– Мы хотим с тобой сегодня познакомиться. Если ты нам понравишься, ты будешь зарабатывать больше денег, чем получаешь за год.
– Зови своих людей! Я испеку для них хлеб, и дичь у вас будет, и трава для лошадей. Там, наверху, есть источник, и возле него ваш лагерь будет таким же удобным, как лежанка султана в его главной резиденции.
Наш бравый Алло претерпел метаморфозу за какие-то минуты – и все это сделал только звон пиастров!
Я дал знак моим спутникам, которые все время нашего разговора стояли и ждали поодаль. Подъехав, они поразились внешности угольщика не меньше, чем я несколько минут назад. Англичанин – тот вообще лишился дара речи; но и банна уставился на нос мистера Линдсея в немом изумлении. Наконец к англичанину вернулся дар речи:
