Годы испытаний. Книга 1. Честь | страница 21
Может, на этом и расстались бы они навсегда, но прожгли сердце комэска черные цыганские глаза этой чудаковатой девушки с жалостливым сердцем. А тут еще кашевара в бою убили. И мелькнула у Русачева мысль забрать Марину в эскадрон.
Коротко счастье военных встреч. Подчас оно измеряется минутами. Но жадно и быстро впитывает молодое сердце все окружающее. Молодой грубоватый парень с лихим чубом и широкой смелой улыбкой да малиновый звон шпор покорили сердце Мариши. Она тайком покинула родной дом, и вот уже немало трудных и счастливых лет идут они рука об руку вместе.
…Они стояли молча. Василий Александрович первым нарушил молчание.
— Знаешь, Мариша (он называл ее так в минуты, когда она ему была особенно дорога), люблю я читать книги про удалых конников. Гремела их слава и будет еще греметь, коль воевать нам еще придется. Сколько героев, а книги лишь о десятках. Лучшие страницы еще не написаны, и вот уйдет их слава бесследно, навечно, вместе с их смертью.
Марина Саввишна улыбнулась.
— Постой, Василий Александрович, ты что-то рано на тот свет собрался… Ведь у нас с тобой еще столько дел.
Она повела его к дивану, усадила рядом, положила на его руку свою.
— У тебя что, опять какие-нибудь неприятности на службе?
Марина Саввишна знала: если муж, возвратившись со службы, сразу хватается за уставы или за книгу, значит опять поспорил с Канашовым, который, как говорил он, застрял у него «в печенках». А если ходит по комнате, заложив руки за спину, и шарит глазами по полу, стало быть, в дивизии произошло что-то неприятное. И у Марины Саввишны в этих случаях выработалась особая тактика. Первые десять-пятнадцать минут она словно ничего не замечала — пусть перекипит. А потом, ни слова не говоря, подходила, обнимала мужа и вела его к столу, приговаривая:
— Чувствую, ты что-то от меня скрываешь…
— Нет, нет… На службе пока все гладко. Просто прочел книгу, и грустно стало: прошла наша молодость. Эх, Саввишна, без колебаний сменил бы я свою высокую должность на комэска…
Заботливо накормив мужа и уговаривая его отдохнуть, Марина Саввишна начинала критиковать его.
— Не нравится мне что-то твое настроение. Дивизию хотел бы сменить на эскадрон? — Она нахмурила брови, две острые поперечные морщинки разрезали высокий лоб. — За тысячи людей отвечаешь, а ведешь себя, как мальчишка капризный: поиграл с одной игрушкой, надоело, мол, дайте другую — коняшку.
Русачев смутился.
— Что ты, Саввишна!.. Ведь это я просто так… с тобой…