Но продавщица и не думала трогаться места и тем более, освобождать тару. В недоумении она смотрела на Макара Порфирьевича, а тот, почувствовав этот взгляд, скороговоркой бормотал:
— Ну что вы на меня смотрите, как на Сергея Бондарчука? Понимаете, болел, похудел. Врачи предписали мучное во всех видах: свежее, сырое, моченое, сушеное, жареное, маринованное, вареное. Вот я и запасаюсь. Поняли? Очищайте рюкзак от ваших плацкартных булок и идите, черт возьми, спать!
Энергичный тон Макара Порфирьевича подействовал на разносчицу. Она подняла рюкзак, и, как картошка, из мешка посыпались на пол плюшки, сайки, пирожки, батончики, халы и прочий ассортимент хлебобулочных изделий. А Макар Порфирьевич, прикидывая в уме стоимость вывалившихся из мешка булок приговаривал про себя: «Это с Петрова за легкомыслие, это — за безмозглость, это — за очковтирательство, это — за бюрократизм, это — за формализм, это — за…»
И только себе он не определил доли расходов по доставке транзитной булки на дом. Видимо, из скромности.
Петр Иванович Чистов получил приглашение в гости. Его и нескольких других товарищей по институту позвал к себе научный сотрудник Умнов по случаю отъезда на самостоятельную работу в птицеводческий совхоз.
Просьба Умнова быть у него не позднее девятнадцати ноль-ноль и без ликерно-водочного гарнитура застала Петра Ивановича врасплох. Он невнятно поблагодарил за приглашение, сказал что-то маловразумительное о срочном задании товарища Рузаева… Но Умнов, не дослушав, коротко бросил: «Жду!» — и вскоре из коридора донесся его рокочущий басок: «Други мои! Да вы не представляете, куда я еду!»
«Умнову хорошо, — размышлял Петр Иванович, — ему можно и вечеринки устраивать. Погулял и уехал. Мы же остаемся, и товарищ Рузаев с нами остается. Узнает про такое сборище — ну, и пойдут пересуды о семейственности, пьянке, панибратстве… Припомнится все нам. А мне особенно. У меня, как назло, туго двигается научная работа. Как акклиматизировать этих, не поддающихся акклиматизации, шагающих голубей? Правильнее — не ходить в гости, но товарищи обидятся. Наверняка обидятся. Скажут: оторвался от коллектива, игнорируешь массу».
Противоречивые мысли и сомнения, подобно тонкой, но прочной паутине, опутывали Петра Ивановича со всех сторон. И он увязал в них, как в невидимых тенетах.
«Следует проконсультироваться у представителей общественности, — решил он. — Не сразу в лоб, а так постепенно, намеками…»
