Чуткость на голосовании | страница 42
Выслушал меня Иван Митрофанович, прошелся три раза от стола к окну и заявляет:
— Человек ты, Захарыч, сознательный и инициативный. А будучи таковым, отбрось личные сомнения и определи сам свое место в колхозном производстве на нынешнем этапе его развития.
И пошел я, значит, искать свое место в колхозном производстве. Перво-наперво завернул в третью комплексную бригаду. Бригадирствует там Маркелов-сын. Прямо скажу: умело хозяйничает. Жатки, которые лафетные, лафетируют, комбайны комбайнируют. Дельно и сдельно — люди все на полном серьезе работают. Прошелся я у жаток и говорю все же бригадиру: «На низком срезе косишь. Дождь пойдет — прорастут хлеба-то». Он что-то прикинул в уме и сразу повернул дело на нужный срез да еще отблагодарил за критику. А мне того и надо. Попрощался и на ток двинулся. И там вижу трудовой энтузиазм. Зернопульт веером зерно рассыпает, женский персонал его на транспортер подкидывает и в кузов. По-научному это называется комплексная механизация. От такой механизации у хлебороба на душе легко становится.
Возвращаюсь я, значит, домой и вижу такую картину: стоит у своего дома тетка Мавра с незнакомым человеком и, видать, о чем-то его упрашивает.
А он уперся, как бык, и знай головой отрицательно мотает.
Смекнул я, что дело нечисто. Подхожу, значит, к ним своим ходом, здороваюсь и так это вежливенько интересуюсь:
— О чем это вы, дорогие граждане, средь бела дня торгуетесь? Может, рассудить кого?
Мавра молчит, а он, мужчина, значит, в прения со мной пускается.
— Проходи, дед, стороной! Не терплю, когда в мои дела лезут. Отодвинься, пока не поздно!
Рассерчал я от таких его нахальных слов и пошел напролом:
— Ты, гражданин прохожий, встань на свое место и не лайся на людей со стажем! Всякое может обернуться… Прогуляемся-ка лучше до сельсовета. Рядом здесь. Объяснишь власти, зачем в наше село пожаловал и баб наших смущаешь.
Тут у Мавры язык развязался:
— Оставь его, Захарыч! Печник это, приезжий. Печь-то у меня разваливается, а своих не допросишься починить. Вот и подряжаю его. Он за мою-то цену не согласный. Сотню запросил…
Взорвало меня пуще прежнего.
— Гони ты его, «шабашника», ко всем чертям собачьим! Не работается ему, вишь, дома, в колхозе. На сторону подался людей охмурять. Без него обойдемся. Сам приведу тебе печь в порядок. Залюбуешься!
Не поверила было Мавра моим словам, да уж потом, как затрещали дрова в печи да пошел парок от стенок, благодарила она меня, вплоть до поллитровки.