Не зная книги Хохлова, я всегда одинаково относился, повторяю, к любым спецслужбам, не только будучи уверенным в том, что они с легкостью торгуют посторонними людьми, которые попадают к ним в руки, но и исходя из простейшего соображения: спецслужбы потому и спецслужбы, что им позволено нарушать законы и права человека, а потому для правозащитной организации знакомство с ними вполне неприемлемо.
Ася Лащивер, многолетняя самиздатчица, обладая раз в десять дней такой информацией не могла скрыть искушение перепечатывать еще и «Бюллетень «В». Я настойчиво ей объяснял, что из ее десяти знакомых минимум один будет стукачом, через него выйдут на Асю, установив жесткое за ней наблюдение, на Володю и меня и бюллетеня больше не будет. Сейчас наши материалы слышат по радио десятки, если не сотни тысяч человек, а ради ее десятка знакомых ничего не услышат все эти тысячи.
Лена вполне вняла моим доводам, а в отношении Аси я не так уж уверен. Но в общем-то все понимали, на что идут, понимали, что в условиях враждебной среды какие-то неожиданности, приводящие к разгрому — неизбежны. Главное было продержаться как можно дольше.
Но уже была вторая половина 82 — го года. КГБ греб в лагеря не только лидеров, но, практически всех, кто был им известен. Это происходило с последними еще живыми группами — арестовали всех социалистов, переловили всех членов СМОТа (Свободная Межрегиональная Организация Трудящихся). Было понятно на что я шел, но в это время и всех членов «Бюллетеня» ожидал неминуемый лагерь. Несмотря на принятые мной меры, вскоре после моего ареста, по какому-то выдуманному поводу была отправлена в далекую сибирскую ссылку Таня Трусова, за ней — Лена Санникова, всем было известно, как собираются материалы о Асе Лащивер, а Федю Кизелова гоняли по стране, как зайца. «Бюллетень «В», видимо, был наиболее самоотверженной организацией из всех, что были в диссидентском мире.
Я действительно прекратил все встречи. Елене Георгиевне отдавал текущие номера Федя Кизелов, а не Володя. Федя и был на виду, его периодически задерживали, обыскивали. Он давно уже не носил с собой хранимые в тайниках свои записные книжки. С утра выписывал на бумажку только нужные на сегодня телефонные номера. За Асей Лащивер тоже постоянно ходила наружка. Когда это надоедало или мешало Асе, она начинала свистеть в специально заведенный милицейский свисток и сбежавшимся постовым указывала на топтунов и говорила — «пристает». Пока они выясняли отношения, Асе зачастую удавалось уйти. Когда наружке почему-то хотелось помешать Асе, ее задерживали со словами — «Ася Абрамовна, пройдемте в милицию для установления личности». Бывало, однако, что Ася не скрывала куда едет и говорила топтыжкам в их «Жигулях» — «довезите меня туда-то, вам же все равно за мной ехать».
