В развитии религиозных культурных обществ очевидно есть некоторый фундаментальный закон, который вызывает периодическую дезинтеграцию и коллапс, а затем обновление и рекомбинацию своих основных элементов. В принципе, все отдельные побудительные мотивы — например, сексуальный инстинкт, агрессивное стремление к власти или инстинкт выживания — обладают как психологической, так и символической (другими словами, психической или духовной) стороной. На архаическом уровне эти две стороны действуют в очень тесном сотрудничестве. Однако с течением времени и историческим развитием эти два аспекта имеют тенденцию расходиться. Когда такое происходит, ритуал и религиозные учения выливаются в жёсткий интеллектуальный формализм, против которого затем восстают физические инстинкты. Эта конфликтная ситуация нужна для развития высшего сознания, однако конфликт также может зайти слишком далеко и стать деструктивным. Тогда необходимо воссоединение противоположностей. Такая ситуация взывает к памяти (анамнезис) первобытного человека, Антропоса как архетипа тотального человека, который находится в самом сердце всех великих религий. В понятии такого homo maximus снова объединяются высшие и низшие аспекты творения.
В видении Клауса о Христе-берсерке спонтанно возникает такая фигура Антропоса, которая придаёт завершённость незавершённому официальному образу Христа. Но это индивидуальное видение, в котором Христос возникает как переполненный Эросом берсерк, не является изолированным образом, который возник у одного экстраординарного человека. Скорее оно простирается далеко в прошлое и укоренено в надёжном скрытом историческом контексте. Как показал Юнг, на протяжении всей истории западной христианской культуры, с её двухтысячелетней традицией, образ Христа неофициально развивался. В своей работе «Aion»[18] Юнг ссылается на тот факт, что в Откровениях Иоанна Богослова (главы 5 и 6) появляется фигура зверя с семью рогами и семью глазами, чудовище, которое отнюдь не похоже на жертвенного агнца, который по традиции ассоциируется с Христом. Его прославляют как «воинственного агнца, победителя» (Откр. 17:14: «Они будут вести брань с Агнцем, и Агнец победит их», см. также упомянутую работу Юнга) и как «льва от колена Иудина» (Откр. 5:5). Таким образом кажется, что в конце времён снова возникнет определенный теневой аспект Ариста, теневой аспект, который ранее был изгнан, и он снова будет интегрирован в единый образ. Если мы сравним церковный образ Христа с образом Бога из Ветхого Завета, то окажется, что традиционная фигура Христа не в полной мере воплощает образ Бога. С одной стороны Яхве полон безграничной божественности, однако с другой Он демонстрирует безграничную же жестокость в своём гневе и мстительности. В отличие от него Христос воплощает в себе только первый аспект. Возможно именно по этой причине он сам и предсказал, что в конце христианской эры возникнет противодействующий аспект в лице Антихриста. Демонический зверь Апокалипсиса, однако, не является формой Антихриста, скорее это реинкарнировавший, трансфигурированный или завершённый образ Христа, в котором определённые тёмные и мстительные аспекты интегрированы, а не расколоты.
