— Господи! — Гоштов деланно засмеялся, ударил себя по коленке кулаком. — Да — мы с ним, ваша милость, при Советской власти пять лет со строгой изоляцией отбухали. Я Крынкина знаю как облупленного. Мы и к вам вместе с ним пришли…
— Почему же вы до сих пор молчали?
— Господа, я вижу вы мне не доверяете. Это совершенно напрасно. Я сам только недавно узнал. Клянусь…
— Где сейчас Крынкин? — оборвал Клецке.
— На посту, ваша милость, — торопливо ответил Гоштов.
Клецке снял трубку и стал набирать номер.
Возле одноэтажного здания полиции прохаживался с карабином на изготовку сутулый полицай. Время от времени он как-то по-птичьи вскидывал голову и глядел сощуренными глазами на открытые окна.
Освещенное заходящим солнцем одно окно ярко сверкало. Второе находилось в тени, сквозь него виднелась склоненная фигура женщины в темной косынке. Оттуда доносился стук пишущей машинки.
Сутулый часовой остановил молодого стройного полицая и попросил у него закурить. Сутулый пыхнул сигаретой и снова зашагал, стуча подкованными подметками сапог по брусчатке тротуара.
Полищук миновал коридор и вошел в небольшую приемную. Снял фуражку, помахал перед лицом, влажным от пота. Дверь в следующую комнату была приоткрыта. Там натужно сипел старший полицейский, говоря с кем-то по телефону.
Вера Ивановна встала из-за машинки и закрыла дверь.
Полищук понял и подошел к ней.
Глядя потемневшими от волнения глазами на прядь золотистых волос, прилипшую к виску Павла, тихо сказала:
— Крынкина неожиданно сняли с поста.
— Зачем?
— Не знаю. Потом увезли на машине.
— Немцы?
— Да.
— Давно?
— С полчаса, — Вера Ивановна приникла к двери, прислушалась и повернулась к нему. — Узнаешь, кто вызвал Крынкина и зачем.
— Вопрос ясен. — Полищук надел фуражку.
— Как у тебя с деньгами?
Павел молча развел руками.
Вера Ивановна дала ему десять оккупационных марок.
— Хватит?
— Пожалуй…
— Будь осторожен.
— Ясно, — Полищук остановился на пороге. — Куда прийти?
— Как всегда. Придешь попозже. Для тебя ведь комендантского часа не существует.
— Где Гоштов?
— Еще утром вызвали к Клецке…
— Вот оно что… — Павел потеребил медную пряжку пояса.
— Утром в доме Ивана Ивановича гитлеровцы все вверх дном перевернули, а старика с Курбановым и Алехиным забрали…
Вера Ивановна побелела.
— Посадили?
— Не тронули.
— Как же?..
— Иван Иванович обвел их вокруг пальца.
Вера Ивановна глубоко вздохнула, ощущая, как от сердца отходит внезапная боль.
— Ну, слава богу.
— Батя у нас туго дело знает.
