Княжна Тараканова | страница 9



Алексей уставился на брата.

— Моя она, — усмехнулся Григорий, — любит меня без памяти… все сделает, как я скажу…

— Ох, Гришка, — любуясь братом, сказал Алексей. — Ей-ей, сущий враг!

Екатерина, прекрасная, молодая, танцует с Григорием. И открытое безумное женское счастье на ее лице…


Умирающий старик глядел на императрицу на потолке и шептал беззвучными губами: — Ах, эти гордые твои фавориты, они всегда думали, что они выбрали тебя, а это ты их выбирала. Счастливая, ты всегда любила тех, кто был тебе нужен. Нас было пятеро братьев… удальцы-кутилы, любимцы гвардии… И ты взяла Григория и взяла тем нас всех… и всю гвардию. Ты знала: скоро… скоро умрет Елизавета. И тогда муженек, тебя ненавидевший, упечет тебя в монастырь да и женится на полюбовнице. И ты готовилась… Екатерина Великая…Екатерина Предусмотрительная.

Граф застонал. Изотов и Анна перевернули его на другой бок.

Теперь он видел гроб. В гробу лежала императрица Елизавета. Молодая Екатерина стояла на коленях у гроба, и слезы лились по ее лицу…

— Ты всегда умела плакать, когда хотела, — шептал старик императрице на потолке.

Гвардейцы стеной окружали гроб.

— Ишь как убивается, — сказал Иван Орлов.

— А император, муженек ее, в это время бражничает со своими немцами да с полюбовницей горбатой, — усмехался Григорий Орлов в другом конце зала.

— Опять немцы сядут нам на голову, — вздыхал Владимир Орлов, окруженный гвардейцами.

— А ведь матушку Елизавету Петровну отцы наши на трон посадили, — тихо начал Алексей и умолк.

— Дело говорит, — зашептали в зале.

Старик вспоминал. Точнее, это не были воспоминания. Просто когда боль отпускала, он уходил в ту жизнь. И жалкое, беспомощное тело, лежавшее на огромной кровати под балдахином, было не его тело… Его тело жило в той жизни — великолепная, мощная плоть…

— Скоро… скоро оно на бойню пойдет, — беззвучно смеялся старик.


Бал в разгаре — первый бал после траура по умершей императрице. Неряшливый, дрожащий старик в старом серебряном камзоле стоял у колонны.

— Лесток, лейб-медик умершей императрицы, — шептал Иван Орлов Григорию и Алексею, — его только что вернули из ссылки… Двадцать лет пух там от голода. А ведь это он когда-то Елизавету на трон сажал. Попомните, братья, как она его отблагодарила.

И еще один старик — в мундире с золотым шитьем, в орденах и лентах — вошел в сверкающую залу.

— Фельдмаршал Миних, — шептал Иван, — и его из Сибири вернули… Двадцать лет подряд господин фельдмаршал, полуголодный, картошку там себе на пропитание сажал. А ведь какую власть имел. Вот до чего тщеславие доводит.