Услышав шаги за спиной, Кира, стоя перед зеркалом, повернулась и увидела Клодию в красивом цветастом платье, заменившем ставшую привычной голубую униформу.
— С Сантино все в порядке? — спросила Кира, скорее по привычке, нежели из страха, потому что не далее как час назад она видела сына, наряжая его на свадьбу родителей.
Клодия улыбнулась:
— Отлично, синьорина. С ним играет отец. Говорит, обучает его итальянскому, уверен, что он запомнит.
Кира снова повернулась к зеркалу и заставила себя наконец закончить прическу — повторяя себе, что совершенно не обязательно было наряжаться, ведь бракосочетание планировалось чисто формальным. Однако на короткой церемонии должны были присутствовать отец с приемной матерью Маттео, и Кира была полна решимости хоть чуть-чуть развеять их изумление относительно выбора невесты.
— Какую свадьбу ты бы хотела? — спросил Маттео по пути из Рима.
Она тогда предоставила право первого слова ему, и он рассмеялся.
— Что-нибудь незначительное, без лишней суеты, я не фанат свадеб.
Разумеется, она согласилась, что это будет лучше всего — хотя в глубине души хотела пышную церемонию. Наверное, каждая женщина хоть раз да желала подобный праздник — суета, цветы, конфетти. А может, свадьба всегда была для нее чем-то сказочным. У тети всегда стояла на столе фотография — на ней она в белом платье и вуали и сжимала букет. Когда была жива мама, сестра все время ее спрашивала: «Неужели ты бы не хотела пышную свадьбу, Брайди?» А та отвечала, что не любит помпезность и церемониальность. И Кира полагала, что разделяет такую точку зрения — пока не согласилась выйти за Маттео и не поймала себя на сожалении о том, что свадьбу придется сыграть тихо. Да это и нельзя было назвать свадьбой — скорее, они заключали контракт ради благополучия сына. Ни любви, ни привязанности, ни желания провести вместе всю жизнь. По крайней мере, это было справедливо в отношении Маттео.
Кира вздохнула. Еще более пугающим, чем мечты о свадьбе, стало для нее откровение, что чувства к Маттео начали меняться. Сейчас она понимала его немного лучше — оттого, что он позволил ей заглянуть за маску неприступности и холодности. Но все же она решила не обольщаться и не мечтать о том, чего не может произойти. Лучше постараться стать для него хорошим компаньоном — и подарить ему тепло, чтобы он хоть немного оттаял и впустил ее в свой мир. Он в свою очередь делал все возможное, чтобы измениться. После возвращения из Рима он планомерно навещал сына и окружал его заботой — иногда даже вставал по ночам, утихомиривая сонные протесты Киры поцелуем. Время от времени кормил малыша, а однажды даже сменил подгузник — хотя и продолжал впоследствии повторять, что эту задачу с радостью предоставил бы женщинам. Однако Кира не могла себя обманывать относительно главного: все это было лишь представлением, а Маттео методично выполнял необходимые действия. Он был хорошим отцом — как и хорошим любовником, он ведь преуспевал во всем, за что брался. Но главным его побуждением оставалось чувство долга. Сердце его оставалось невозмутимым — и пока Киру это устраивало, между ними должны были продлиться мир и покой.
