Но друзья то ли привыкли к цветовой гамме на его лице, то ли просто ничего не заподозрили, только сосредоточили все внимание на том, что именно нужно сейчас сделать для уточнения Шуриных догадок и для отмщения.
Когда Шура входил в класс, то почти столкнулся с Ниной. Он и взглядом с ней встретиться не успел, как почувствовал — у него по лицу и по шее побежала краснота. Даже ключицы зачесались. Он быстро отвернулся, будто не заметил ее, но Нина его окликнула:
— Здравствуй, Шурик!
Сказала обыкновенным голосом, а Шуре показалось, что закричала на всю школу. И потом это «Шурик»! Его в жизни так никто не звал. Дома его называют «Сасик» или «Сас», но это ведь с самого детства: он так привык к этим именам, что и не замечает их. А тут на тебе: «Шурик»!
— Привет, — ответил он небрежно и поднял руку, как будто почесывая щеку и висок; на самом деле чтобы хоть немного скрыть, как покраснел.
После второго урока в сопровождении Вити, Женьки и Андрея, шедших поодаль, Шура подошел к дверям девятого «В» — посмотреть на Сеньку… А, вот и он! Шура мысленно примерил на него лыжную шапочку с низко надвинутым козырьком.
— Ну как? По Сеньке шапка? — спросил Витя.
Шура не знал что и ответить. То ему казалось так, то эдак. Но что определенно: ведет себя Сенька подозрительно — физиономию воротит, словно их здесь и нет. А с другой стороны — чего ему на них глазеть? Что он, не видел их? Да и никаких между ними общих дел не было и нет.
— Эврика! — на греческом языке сказал вдруг Женька. — Пошли вниз, быстро!
— Куда? — спросил Андрей. — В буфет?
— В раздевалку. Поглядим на головные уборы дружественного нам девятого «В». Шурка, помнишь цвет?
— Правильно, — сказал Витя. — Ты прямо помесь Эркюля Пуаро с комиссаром Мегрэ. Мы тебя будем звать Пугрэ…
— Зовите меня Холмсом, — скромно сказал Женька.
— Ладно вам, — сказал Шура. — Пошли быстрей… Какие юмористы!
И после того, как он так их обозвал, все помчались вниз по лестнице в раздевалку, куда добрались благополучно, если не считать двух-трех замечаний, полученных от учителей из-за скорости передвижения.
Если бы у них было побольше времени, они бы не оставили эти замечания без ответа, а разъяснили консерваторам учителям, что времена теперь иные: сам директор Алексей Евгеньевич Горюнов разрешил ученикам бегать во время перемен. Даже драться разрешил — если по делу: для защиты себя или другого, слабого… Так прямо и сказал… И выгонять из класса запретил. И голос на учеников повышать…
