Хотя Шура знал и видел все слабости и недостатки родителей, ему, во всяком случае, никогда не было неловко или стыдно за них. Даже перед ребятами. А это уже дорогого стоит… К отцовскому же бахвальству или к жалобам матери он привык. И не замечал этого…
«…Веселый ветер, веселый ветер…» Шура слышал мелодию, глядел на полотно экрана, но сам экран был для него сейчас все равно что классная доска порою: учитель старается, пишет на ней какие-то там свои формулы, а ты глядишь во все глаза, но думаешь совсем о другом — об Ире Каменец, например. Только сейчас никакой Иры и в мыслях не было. Может, ее и вообще нет, этой Иры, он ее просто выдумал, а есть зато вот этот короткий, широковатый нос, тонкие брови, прямые волосы, из-за которых временами показывается такой блестящий и — Шуре почему-то кажется — слегка улыбающийся в его сторону, хотя и очень занятый тем, что происходит на экране, глаз. И еще есть плечо, в которое он упирается своим плечом, и… Очень жарко в этом кинотеатре — зал маленький, ряды тесные…; И хорошо, когда сидящая впереди женщина в шляпе колпаком поворачивает голову влево; Шуре тогда ничего не видно, он наклоняется, вправо, и Нинкин глаз становится ярче, а волосы щекочут Шурину щеку. А потом он несколько раз обманул и себя, и женщину в колпаке — и наклонился вправо, когда колпак вовсе не мешал.
— …Читала «Дети капитана Гранта»? — спросил он шепотом. — Я еще в пятом классе… — Он захотел услышать Нинин голос, потому что вдруг показалось, что все это неправда: и «веселый ветер», и Нина, и колпак перед носом.
— Не мешай ты! — ответила Нина, и Шура резко отодвинулся и ясно увидел Паганеля, из-под которого уходил ослик, услышал, как щелкает семечками сосед слева, подумал, что опять, в который раз, не выучил историю, а завтра обязательно спросят…
А потом снова помутнело полотно экрана, снова из других времен и стран повеял «веселый ветер»… снова Шура солгал себе насчет колпака, который был ни в чем не повинен, и снова — странный до удивления, до замирания сердца глаз — такой близкий, словно видишь его под микроскопом, и снова — притаившаяся там улыбка, тайна, секрет…
Шура отодвинулся и посмотрел на Нину. Светло-серые блики мелькали по ее лицу; оно было невероятно красивым, умным, загадочным; ясным, смешливым, серьезным… единственным… — таких он никогда не видел и не увидит… «Веселый ветер»… В груди у него похолодело, как будто он проглотил огромный кусок мороженого… И стало жарко…
