Как-то в конце зимы приказано мне было съездить на станцию железной дороги — узнать насчет грузов, и я взял с собой Колю, а за баранку сел сам. Станция была с виду маленькая и неказистая, к тому же наполовину разбитая, но поблизости, в лесу, расположились большие склады.
Интенданта на месте не оказалось, надо было ждать, мы прошли в помещение, которое осталось от небольшого вокзала: два обломка стены, печь, куски железа на обнаженных стропилах. Сохранилась, помню, станционная скамья. Мы сели возле печки и постарались вообразить, что она пышет жаром. Воображение у нас было, как видно, довольно богатое, потому что вскоре, и правда, согрелись, оживленно заговорили о школе, об учителях, о книгах. В кармане полушубка у меня лежала повесть Горького «Трое». Я вытащил, стал читать вслух, хотя, пожалуй, книга эта не совсем для детей. Но так хотелось услышать звуки собственного голоса, произносящего не только слова приказаний и команд; так хотелось услыхать слово о природе, о любви, о… Не знаю точно, о чем, только читал я увлеченно, Коля слушал с интересом, мы почти не обращали внимания на трещание дрезины, гудки паровоза, людей, изредка проходивших мимо, на мальчишку лет трех, сына путевой обходчицы. Она что-то делала на рельсах, а он копался рядом с нами в нагромождении камней, досок и битого стекла.
Коля был благодарным слушателем, я разошелся вовсю, читал с выражением, с чувством, с толком, и, когда неподалеку упала первая бомба, мы оба не сразу сообразили, в чем дело.
Застрекотали замаскированные где-то зенитки. Грохнуло еще раз. Зазвенели и посыпались остатки стекол, торчавшие в оконных проемах вокзала. Я лежал на груде присыпанного снегом мусора, а в голове у меня билась фраза из повести, фраза, которую не успел дочитать до конца… «Он шел во власти этих дум полем… Он шел во власти этих дум полем…» Я собрался уже встать и оглядеться, когда услыхал прямо над собой рокот мотора. Летел огромный черно-серый «юнкерс». Он был красив по-своему — как может быть красив хищный стервятник-гриф, несмотря на страх и отвращение, которое вызывает.
«Юнкерс» плыл медленно и изящно: так и казалось, вот-вот взмахнет крыльями, словно птица. А из тела птицы лились на землю непрерывные пулеметные очереди. Видимо, напуганный огнем зениток, летчик решил пройти низом и бомбить уже не мог…
— Митя! — услыхал я женский вопль. — Митя! Где?!
— Коля! — крикнул я.
Коля с каким-то виноватым видом поднимался с земли — под ним в неудобной позе лежал сын обходчицы. Коля прикрывал его собой.
