Роману не хватило дыхания.
— Правильно, — досказала за него Аня. — Таким в пионерах не место. И в комсомоле.
Роман недовольно поморщился, что перебили, когда он еще, может, и половины не сказал, но заканчивать не было настроения, и он сурово произнес:
— Ладно, прекращаем прения сторон. Последнее слово предоставляется подсуди… соавторам.
— Не бойтесь! — крикнул Аркаша. — Если Роман в тюрьму упечет, буду вам радиопередачи носить!
— Что за глупые шутки! — сказал Роман. — Ну, соавторы, мы слушаем…
— А мы уже говорили, — сказал Глеб. — Не слышно было?
— Не надо грубить, — сказала Аня. — Вас спрашивает собрание. Ответьте, как расцениваете свой поступок?
— …Как? — сказал Глеб после молчания. — Расцениваем, как надо.
— А то, что Роман говорил: нож в спину, и про разведку, и про сор — все это чушь! — крикнул Максим.
— Вот-вот, — сказал Роман, — вы и в сочинении вашем измазали всех грязью. Думаю, говорить больше не о чем. Суду все ясно. Давайте голосовать.
— За что? — спросил кто-то.
И Роман объяснил: голосовать надо, само собой разумеется, за исключение Глеба и Максима из пионеров, поскольку они допустили клевету на свою школу, на товарищей и не только не признали вины, а даже наоборот — упорствуют.
Наступила полная тишина. Такого поворота никто не ждал.
— Кто за исключение, прошу поднять руку, — сказала Аня. — Так. Большинство… Собрание считаю закрытым.
Все встали уже с парт, лишь Глеб с Максимом остались сидеть, и Жора был до смерти рад, что Анька не спросила, кто против и кто воздержался — и, значит, можно потом сказать, что лично он был не согласен; и поднялись уже Глеб и Максим, и Глеб сказал, что никогда теперь не будет под чужой фамилией писать, только под своей, а в остальном они с Максимом правы… И Максим добавил, что все равно им рта не закроют, никто не запретит писать правду…
Но тут Роман закричал, что так голосование не проводят и чтобы все сели на место. Его послушались неохотно, а он велел Ане точно подсчитать голоса: сколько «за», «против» и сколько воздержалось. И кто именно…
— Голосуем снова, — сказала Аня.
И тогда получилась странная вещь. Против исключения подняла руку вежливая Люба и… знаете, кто еще? Аркаша Пронкин! Тот самый, которому в цирке выступать. А «за» — проголосовало опять большинство. И никто не воздержался…
На следующий день старшая вожатая Лора созвала совет дружины — и решение отрядного собрания было отменено.
Роману же от Лоры очень досталось; она говорила, понадеялась на него, что разберется в свете последних… А он вместо этого…
