Квач снова завозился, пытаясь изменить положение. Его студенистое вещество лениво колыхалось, он незлобиво цедил сквозь толстенные губы:
— Пошла — поехала… болтушка… Вот несносная машинка! Тысячу слов в минуту… Что же было бы, если бы излечить ее от ее дефекта!.. Подумать жутко… Всех святых вон тащи… Водотолчея…
Глаза женщины светились огнем дикой ненависти. Слова падали тяжелым молотом, плющили сознание, безотчетно подчиняли себе. Неуловимые интонации казались мне необычными, властно вяжущими ум и чувства. Я сам начинал ненавидеть этого безобидного, большущего, безучастно-сонного человека. Безэа, видимо, уже не в силах была остановиться:
— Боже, до чего тупы, до чего обидно гнусны твои созданья, — вот этакие Квачи! Сделай так, чтобы очистка Авгиевых конюшен вселенной от нечисти началась вот с этого мешка с миазмами, вот с этого дьявольского желе, — с моего бывшего мужа. С единственного существа, имевшего смелость дышать мне в лицо своим похотливым дыханием… Вы удивляетесь как это могло случиться? Да ведь пять лет назад Квач был человеком! Ну, если хотите смягчить, — иным человеком. Того Квача больше не существует, его подменил спец в двадцати девяти областях. О, тогда это было дело иное! Тот Квач был мужествен, изящен, тонок поэтичен, как статуя, обаятелен, как античный бог. Настоящий идеал любой мещанско-кисейной идиотки. Что же касается ума — он обаянием был от ума избавлен. И я попалась на эту изысканную аномалию, на эту блестящую удочку. Если бы пять лет назад мне сказали: «Чего ты хочешь — звездные выси без Квача, или лужицу в его квакающем сообществе? Я, не задумываясь, остановилась бы на последнем. Зато сейчас небытие мне было б слаще, чем существование с Квачем на одной планете, хотя бы и на отдаленных полюсах. Вот как он мне мил!..
Я с недоумением глядел на взволнованную женщину и на флегматично-сонного Квача.
— Что же такое он вам сделал, ваш бывший муж?
— В том-то и ужас, что буквально ничего. Сделай он мне что-нибудь плохое, я бы, может быть, любила его, как и пять лет назад. А то — ничего. Он — большая тень моего маленького существа — и только, — неестественно большая тень, какой я, по всем физическим законам, не могу оставлять за собой. А между тем тень существует. И это — аномалия. Вот в чем ужас! Если бы я была его тенью — начальный смысл был бы восстановлен. Но он же — Квач и не может быть ничем самодовлеющим, он — только тень. Неестественно большая, ползучая и жуткая тень, — тень Квача, затемняющая всю мою незадачливую жизнь…
