Медленно обращает теперь красавец свой профиль к темной глубине театра: под ровными, очень круто обрисованными и пушистыми бровями сверкает черными зрачками нетерпеливый, беспокойный взгляд, взгляд охотника зверолова, готового одним орлиным взмахом броситься на жертву. Но он еще только сверкает, не горит еще полным огнем и только нащупывающими искрами бежит вдоль лож, минуя мужчин, и оценивает, как товар, теплоту, наготу, белизну в затененных гнездах — женщин. Он осматривует их одну за другой, разборчиво. испытующе, и чувствует, что и его осматривают. Приэтом слегка приоткрываются его чувственные губы, набегает первое дыхание улыбки на сытый рот южанина и впервые обнажает широкую, белоснежную звериную челюсть. Еще эта улыбка не обращена ни к одной женщине в отдельности, она еще предназначается им всем.
Но вот он заметил в одной доже знакомую: тотчас же взгляд сосредоточивается, тотчас же бархатистая и в то же время сверкающая поволока затягивает только что еще дерзко вопрошавшие глаза, левая рука опускается с эфеса шпаги, правая хватается за тяжелую шляпу с перьями, и так он подходит с готовыми словами признания на устах. Грациозно склоняется мускулистая шея над протянутой рукой и раздается вежливое приветствие. Но по жесту отступления и смятения приветствуемой можно заметить, как нежно тая проникает в нее ариозо его голоса, ибо она в смущении откидывается и представляет гостя своим спутникам.
— Кавалер де Сейнгальт.
Поклоны, церемонии, выражения вежливости, гостю предлагают место в ложе, от которого он скромно отказывается, и из светской переклички завязывается наконец разговор. Постепенно голос Казановы покрывает другие. По манере актеров он мягко выпевает гласные и ритмично чеканит согласные и все явственней вырывается его голос за пределы ложи, все громче и нарочитей говорит он, ибо он желает, чтобы и склонившиеся соседи услышали, как остроумно и ловко ведет он беседу по французски и по-итальянски, как удачно цитирует он Горация.
Как бы случайно положил он украшенную кольцами руку на барьер ложи так, чтобы издали бросались в глаза его богатые кружевные манжеты, а в особенности огромный солитер, сверкающий на пальце; затем он угощает кавалеров из осыпанной бриллиантами табакерки мексиканским нюхательным табаком.
— Мой друг испанский посол прислал мне его вчера через особого курьера, — и Эти слова раздаются в соседних ложах; а когда один из присутствующих вежливо выразил восхищение миниатюрным изображением на табакерке, он небрежно, но достаточно громко, чтобы было слышно в зале, бросает: — Подарок моего друга и его светлости курфюрста Кельнского.
