— Вы были летчиком-испытателем?
— Был, — с грустью и глубоким вздохом ответил Скоросветов. — Потом заместителем начальника летно-испытательной станции, даже временно исполняющим обязанности начальника ЛИС и чуть было к вам, в службу безопасности полетов, не попал; а теперь вот — начальником материально-технического снабжения.
— Что ж это так?
— Длинная история, — снова вздохнул Скоросветов. — Кстати, связанная с «Фортуной», не этой, а ее старшей сестрой. — Скоросветов оживился, и Петриченков, убеждаясь, что избрал верный путь, похвалил себя: «Ай да Николай Иванович, умная голова, в точку попал. Коль Скоросветов обижен на начальство, он выложит все начистоту, ничего не утаит». И подбодрил:
— Интересная история. Может, расскажете? Мне вчера при просмотре кинодокументов показалось, что вы знаете кое-что такое, до чего мы пока докопаться не смогли.
— Это мое сугубо личное мнение, — предупредил Скоросветов. — Я однажды уже поплатился за свою откровенность.
— Обещаю, на этот раз такого не произойдет, — постарался успокоить его Петриченков. — Так и будем считать — сугубо личное мнение. А если желаете, оставим этот разговор между нами.
— Да, так будет лучше. Не подумайте, что я чего-то боюсь, просто не хочу, чтобы мне снова мотали нервы. А то, что я вам сообщу, можете проверить по документам. Вы, наверное, обратили внимание, когда я попросил прокрутить еще раз кадры отстрела катапульты до отделения кресла от летчика?
— Разумеется.
— В этих кадрах, я думаю, и разгадка катастрофы.
Но еще раз повторяю: это сугубо личное мнение. Почему я пришел к такому выводу? Дело в том, что два с половиной года назад при испытании этой катапульты, вернее, ее модификации произошло нечто подобное — вращение кресла. И тогда испытатель Арефьев черным по белому написал в заключении: «Катапульта к эксплуатации не пригодна». Однако Веденин — его настойчивости можно позавидовать — во внимание заключение испытателя не принял и продолжал готовить катапульту к сдаче в производство. Что-то там доделал, усилил и месяцев через пять решил повторить эксперимент. А в самый последний момент, когда испытатель сидел уже в кресле и подъемник готовился поднять его в кабину самолета, вдруг обнаружился еще какой-то дефект. Веденин тут же стал его устранять. Я выразил было протест, его, разумеется, во внимание не взяли. Арефьев был уже обработан, катапульта к производству принята. А повод прищучить меня вскоре нашелся. Вот и вся моя история, связанная с «Фортуной». Кого-то она осчастливила, а кого-то обездолила.
