— Через неделю мы начнём упражняется действиям в строю, что само по себе требует внимательности и дисциплины. Милан командуй обед.
— Всем обедать, — громко скомандовал Милан.
Воины двинулись к столовой, а Марк пошёл к Скоре, которая стояла неподалёку.
— Привет, — Марк поцеловал её, — ты чего-то хотела?
— Да, Митуса хотела с тобой поговорить.
— Она вернулась?
— Она сейчас у нас дома.
— Хорошо я сейчас, — Марк отошёл и подозвал к себе Милана, подробно объяснив ему, чем воинам следует заниматься после обеда и вернулся к Скоре. Осторожно подсадив её к себе на лошадь, Марк запрыгнул в седло и направился домой.
Скора сидела на седле впереди Марка, слегка повернувшись к нему. Теперь ей приходилось ездить только так, потому что прошло уже чуть больше половины срока её беременности. Животик теперь был виден всем, настроение у неё стало меняться, как ветер, иногда её подташнивало, но она стоически всё это переносила. Марк запретил ей бывать в лагере, дома она скучала и когда сегодня к ней пришла Митуса она очень обрадовалась. Они долго разговаривали. Митуса была рада за неё с Марком, вспомнив о том, что Скоре не пришлось пить горечь. Она захотела о чём-то поговорить с Марком, и Скора с её помощью забравшись на лошадь, приехала в лагерь, теперь они ехали обратно. Марк молчал, он вообще в последнее время очень много молчал и тогда Скора решила задать ему вопрос:
— Марк, а у тебя была женщина, там, в Риме, ну перед тем как ты попал к нам?
— Ты хотела сказать к тебе в плен, — усмехнулся он.
— Ты не увиливай!
— Была, — очень спокойно ответил Марк, — но не волнуйся, она была замужем.
— А как её звали?
— Лукреция.
— Красивое имя.
— Да.
— А она красивая?
— Да, — так же спокойно ответил Марк.
От этих слов у Скоры зашевелился возле сердца какой-то непонятный и неприятный червячок, и слёзки сами потекли из глаз. Марк продолжал молчать и от этого, или может от чего-нибудь другого слёзки постепенно превратились в маленькие ручейки. Они уже подъехали, а слёзки продолжали течь. Марк соскочил с лошади и снимая Скору увидел эти ручейки. Он обнял её, поцеловал, прижал к себе и зашептал ей на ушко:
— Глупенькая, я люблю только тебя!
— Уедешь в свой Рим, встретишь там свою Лукрецию, и останешься с ней, — хныкала Скора.
— Ты моя королева, я люблю только тебя, — шептал ей Марк, поглаживая её спину.
— Ну, какая я тебе королева, толстая, некрасивая, — уже громко зарыдала Скора.
— Ты самая настоящая королева и я люблю тебя, — успокаивал её Марк.
