Догнать и растерзать! Впиться клыками и ни на миг не отпускать! Он в последний раз вперил взгляд в спину… и снова нахлынуло. Гибкое, изворачивающееся змеёй тело, он обожает, когда она сопротивляется, когда в ответ на его напирающую силу она впивается и рвет его когтями, а потом с ее губ срывается пронзительное, душераздирающее, оглушительное… «Мя-я-яу!!!..» И она вдруг становится такой мягкой, такой податливой… Дыхание их вновь сливается, и он чувствует жилку, еще бьющуюся в бездыханном теле, и вот она уже затихла, еще мгновение… к горлу опять подступило… Ладонь хлопнула по карману, что-то быстро чпокнуло, исчезло во рту, глаза с вожделением закатились… струящийся шелк тела, приторная, затягивающая сладость, что-то еще… неуловимое. У-у-ух!!! Парение и пропасть, взмывание с замиранием…
Марк Семенович еще разочек напоследок облизнулся, провожая взглядом удаляющуюся Ларочку. Ларочка знала, что Марк Семенович не спустит с неё глаз до тех пор, пока она не завернет за угол шестнадцатиэтажки, поэтому шла выкладываясь. Бедра плавно пошатывались, ножки в аккуратненьких новеньких сапожках (купленных неделю назад Марком Семеновичем) старались выделывать как можно более изящные крендельки, Ларочка придала личику томное выражение — наблюдающий за ней Марк Семенович видеть этого не мог, но женщина была твердо уверена, что походка, да и образ в целом от этого только выигрывают. Где-то на уровне талии или чуть ниже она почувствовала прикосновение. «Ну-ка!» — Девушка не сильно, играючи шлёпнула ладошкой по мясистой лапе и чуть замедлила шаг, чтобы Марку Семеновичу было удобнее ее раздевать… Лапища сползла на бедро, поерзала возле пояса, блузка выбилась из ловко расстегнутой молнии, лапа потянула за край юбки. Сердце мужчины сладко забилось… Бюстгальтер упал, как раз когда Ларочка заворачивала за угол…
Сидящий в машине Марк Семенович схватился за руль и с шумом выдохнул. Выдох этот был гораздо красноречивее каких бы то ни было слов. Он вбирал в себя невообразимое множество порой спорящих друг с другом ощущений и заканчивался грубым, нецензурным, кстати, совершенно нехарактерным для Марка Семеновича термином, которым мужчины награждают самку самой высокой пробы! Ларочка, безусловно, выдох этот заслуживала, иначе не было бы ни этого взгляда, ни сапожек, ни новых бусиков, ни многого-многого другого. Ларочка была прелестью, радостью, цыпочкой Марка Семеновича не неделю, не месяц, а вот уже целый год, но дело было даже не в этом, дело было в самом Марке Семеновиче, который рядом с такой женщиной то млел и падал к ее ногам, как распустившийся, невменяемый пион, то вдруг становился тигром, львом, бесстрашным грозным зверем, один вид которого заставлял все вокруг трепетать, дрожать, падать грудью на землю, траву, песок, асфальт!
