Любовь всем возрастам покорна. Рождение теории.
Юлия перебралась к Геннадию в тот же вечер, объяснив свое поведение очень просто: столько драгоценных мгновений потеряно и теперь ни секунды терять нельзя!!!
Геннадий не возражал, да и мог ли? К тому же, чего греха таить, Юлия ему все больше нравилась. Был в ней какой-то задор, ребячливость, то, чего ему в жизни никогда не хватало. Забегая вперед, скажу, что и позже он в ней не разочаровался. У Юлии оказалось множество увлечений, и то, чего он боялся более всего — а именно того, что Юлия всю себя посвятит ему (и будет ему, соответственно, надоедать), — не произошло. Юля неплохо разбиралась в живописи, музицировала, собирала этикетки от джина и в общем была личностью разносторонней и обещала скрасить остаток его дней. К тому же Юля взяла на себя всю бытовую прозаическую часть вопроса (имеется в виду быт в самом простейшем его воплощении: стирка, глажка, уборка), тем самым высвободив ему бескрайний океан времени для его теорий. Не об этом ли можно было мечтать! А творить хотелось! И жить, как ни странно, тоже хотелось!
Юлия оказалась ларчиком с сюрпризами, обнаружилось это чуть ли не в первую неделю совместного проживания.
***
— Лямсик… — Юля подошла к Геннадию как-то во время обеда и чмокнула в маковку. Геннадий потихоньку привыкал к своему новому, безусловно, ласковому имени. — Мы все про них узнаем, про этих аферистов, — загадочно проговорила женщина.
Геннадий отодвинул от себя тарелку, снял заботливо повязанную ему на шею салфетку, он еще не совсем понимал, к чему клонит Юля.
— Ты только не сердись, — воспользовавшись замешательством Геннадия, начала Юлия. Плохо было уже то, что сама Юлия понимала, что в том, что она собирается сказать, есть что-то, за что следует на нее рассердиться.
Геннадий взял салфетку и промокнул ею уже начинающую мокнуть макушку.
Юлия не стала тянуть кота за рога.
— Помнишь, ты мне в очереди говорил про айфоны? Я еще тогда подумала, а почему бы и нам за ними не проследить? — Юля невинно захлопала глазами, как будто бы речь шла о том, что она собиралась вытащить из холодильника размораживать курицу.
Геннадий замер. Внутри что-то оборвалось. Быть замешанным в шпионаже, да еще межпланетном — это вам не в бирюльки играть. Отношения между ними и альдебарановцами еще очень невнятные, послами они обменялись, и дипломатии еще очень-очень много предстоит сделать. Геннадий, как настоящий мужчина, первым делом, конечно, испугался за Юлю (которая, как он предполагал, даже не поняла, куда она влезла и какими это чревато последствиями), что же до себя, он не сильно тревожился, хотя, конечно, ему, как ученому, не хотелось бы быть вовлеченным в межпланетный скандал. Ученый должен быть вне политики! Геннадий внимательно глянул на Юлию. Даже несмотря на все свои страхи, он не мог отрицать некоторую пытливость ума в своей хуторянке. Юлия Альбертовна опять его удивила.
