Последняя драма Шекспира | страница 37



Лиза шла темноватым коридором и вдруг впереди увидела мужской силуэт. Силуэт был чем-то знаком – мужчина был невысокого роста, но широк в плечах, и руки длинные. Лиза тотчас вспомнила, как этими руками он давил ее плечи.

Да это же Лаврентий! Не может быть, что он забыл в их театре? Сам утверждает, что по театрам не ходит и так на актеров нагляделся в своем агентстве. Отчего-то Лизе не захотелось с ним встречаться. Начнет снова обниматься, эти его губы липкие…

Она остановилась и прижалась спиной к стене. Лаврентий внезапно оглянулся, как будто что-то услышал, затем свернул в сторону. Лиза порадовалась, что спряталась, затем ей стало интересно, куда же Лаврентий идет. Она вспомнила, как играла кошку в детском спектакле и научилась ходить совершенно бесшумно. Осторожно ступая, она отправилась за Лаврентием. Да это же он к дяде Косте в каморку направляется!

И правда, Лаврентий еще раз оглянулся, перед тем как открыть дверь, и скрылся у дяди Кости. Лиза подлетела к дверям и прислушалась. Дверь была закрыта плотно, так что до нее долетал только неразборчивый рокот.

Разговаривали тихо и вроде бы спокойно, не спорили и не ругались. Вроде бы Лаврентий о чем-то спрашивал, а дядя Костя отвечал. Потом кто-то двинул стулом, встал, зазвучали шаги. Лиза испугалась, что ее застанут за подслушиванием, и отпрыгнула от двери, потом пошла вперед, стараясь не бежать.

И вспомнила, как вчера точно так же шла этим коридором и услышала за спиной чьи-то шаги.

И к ней вернулся вчерашний страх. Сердце забилось от волнения, во рту пересохло. Что вообще происходит в этом театре? Возможно, у нее просто глюки, и никто не преследует ее в темных коридорах, и никто не следит за ней из зала на детском спектакле. Это от стресса – когда увидела вчера мертвую Дездемону, так сама чуть в обморок не свалилась. Вот именно, у нее-то, может, и глюки, но девицу точно убили. И что тут делает Лаврентий? Что он хочет выяснить?

В это время из-за угла появился Радунский. Он шел к выходу, насвистывая старую-старую песенку, которую выкопал откуда-то, когда они начали ставить «Отелло»:


Папаша дож венецианский
Любил папаша – эх! – пожрать.
Любил папаша сыр голландский
Московской водкой запивать!

– Валентин Михалыч! – обрадовалась Лиза и пошла рядом с ним. На душе стало легче, она улыбнулась Радунскому и поблагодарила за то, что он помог ей во время спектакля.

– Нет проблем! – ответил тот, довольно улыбаясь. – С кем не бывает! Сегодня ты, а завтра я! – пропел он на мотив арии Германа, и Лиза машинально отметила, что голос был хорош, сочный такой, выразительный баритон. – Я собьюсь – ты меня поддержишь! Кстати, у тебя тогда было такое лицо…