— Я бы вам её сделал, а вы мне за это заплатили бы.
— А много запросишь за работу? — спросила в свою очередь хозяйка и настороженно и с юмором одновременно.
— Ну, я положусь на ваше усмотрение, — ответил скромно Стас.
— Ладно, договорились. Надо дрова поколоть. Я их ещё зимой брала. Местные дельцы попилить их попилили, а вот поколоть, никак не допрошусь.
— Договорились, топор у вас есть?
— Топор-то есть, да сначала давай я тебя покормлю.
— Я же ещё ничего не заработал.
— Это авансом.
Стас улыбнулся шутке. Хозяйка быстро накрыла на стол нехитрую, деревенскую еду. Только за столом Руков почувствовал, как голоден, ведь уже сутки практически ничего не ел.
— А чего хромаешь, мил человек?
— Да в детстве с дерева упал, — Стас уже не обращал внимания, врёт он или нет. А ведь совсем недавно он бы себе этого не позволил.
— Ну не хочешь, не говори, — и, поймав вопросительный взгляд гостя, хозяйка пояснила свою мысль: — Просто, когда хромают долгое время или с детства, как ты сказал, то это выглядит по-другому, человек подлаживается под свой дефект, и он ему почти не мешает двигаться. А по твоему движению видать, что тебе непросто даётся каждый шаг.
— Наблюдательная вы женщина, вы случайно не следователем работали?
— Да нет, не следователем, но наблюдательность у меня от профессии. Я работала в отделе кадров, в нашем колхозе. Хозяйство у нас было большое, и мне приходилось сразу, с одного взгляда определять, брать данного человека на работу или нет.
Не колотых дров у хозяйки было много, и Стас рубил их до вечера. Зато хозяйка, видя, как ладно работник справляется, заплатила неплохо — 500 рублей. Предлагала и назавтра остаться, нужно ей ещё забор поправить, но Руков не согласился, ему срочно надо было в Москву. Покормив его напоследок, и объяснив как дойти до ближайшей станции, где останавливалась электричка, она проводила его за калитку.
Отойдя метров двадцать, Стас оглянулся, как раз в тот момент, когда женщина его перекрестила в след. Была в этом её действии и забота, и переживание за него, и, конечно, предание его пути Богу. У Рукова сердце наполнилось благодарностью и беспричинной радостью — ещё не всё потеряно в его жизни. Он помахал хозяйке рукой, и, увидев, как она махнула в ответ, развернулся и бодро похромал на станцию. Ему как можно скорей надо было в Москву. Он шёл и перебирал в уме, к кому можно обратиться за помощью. К родителям Маши, потомственным московским интеллигентам, он не может позвонить. У Стаса так и не возникло с ними взаимопонимания. В Димке, его теперь уже покойном сыне, они души не чаяли, а вот его самого, как-то не жаловали. Маше это доставляло немало огорчений, но изменить отношение к себе тёщи и тестя у Стаса не получилось. «Не нашего круга человек, и всё тут». Если говорить честно, тогда, при жизни Маши и Димки, его это сильно не волновало. Но сейчас Руков даже не представлял, как можно обратиться за помощью к этим двум московским интеллигентам. И было похоже, что после смерти дочери и внука, они возненавидели его ещё больше, обвиняя его в причастности к трагедии.
