Наступило неловкое молчание. Его нарушила Даша, спросив у Тамары Васильевны:
— И что, вы не пробовали создать новую семью?
— Ну почему же, пробовала. Причём, трижды, но все последующие мужчины явно не дотягивали до моего первого мужа. И как-то у нас с ними не склеивалось. Не хотела я снижать планку, а горячих чувств к тем мужчинам у меня не было.
— Но ведь можно жить просто, спокойно, чтобы рядом был муж, на которого можно опереться, — предположила Даша.
— Понимаете, с нелюбимым жить не так-то просто. Это только кажется — тихо-спокойно, а на самом деле очень непросто. Вероятно, это удаётся некоторым женщинам, но, видимо, я не из их числа. А когда я вижу лукавство или неискренность, то мне это очень не нравится. Наверное, от папы унаследовала прямолинейность.
Далее Тамара Васильевна погрузилась в воспоминания и стала рассказывать про своего отца.
— Лагеря сильно подорвали здоровье папы. И если бы не наш с мамой приезд, если бы не любовь наша общая к отцу и мужу, если бы не мамина забота и уход за ним, то он бы, конечно, долго не прожил в ссылке. Но он поправился, вылечив язву желудка. Когда мы к нему приехали, ему уже было пятьдесят лет. Он на год был старше двадцатого века.
Я его как-то спросила, почему его не взяли на фронт, с началом войны. Ведь тогда многих кадровых офицеров возвращали в строй. Тем более он был танкистом, в звании полковника. Тогда он всё отшучивался, говорил, что если бы его вернули в строй, то войну бы мы выиграли гораздо раньше. Уже позже, перед своей смертью, он нас с братом призвал к себе, и кое-что рассказал. После его реабилитации в 1957 году, мы вернулись в Ленинград.
Я тогда думала, что власти, да и просто люди постараются как-то загладить вину перед невинно осуждёнными и перед папой тоже. Но не тут-то было. Сколько косых взглядов я тогда испытала на себе, а мне тогда только исполнилось 18 лет. Не раз я слышала от соседей по коммуналке: «Просто так не сажали, что-то всё равно было». Еле-еле мы выбили тогда однокомнатную квартиру в коммуналке на всю семью. А мы с братом были уже взрослые.
Посмотрев на всё это, я решила ехать по комсомольской путёвке, и направили меня сюда в Новополоцк. Тут тогда были только палатки в лесах и Двина, да ещё несколько небольших деревень на месте современного города и промзоны.
Но хочу вернуться к папиному рассказу. Он начал воевать в гражданскую войну с девятнадцати лет. Его просто демобилизовали в армию, не сам он захотел идти воевать. Но потом он втянулся, по его словам, оказалось не так уж и страшно воевать. А по молодости так и предоставлялась возможность разгуляться удали молодецкой. Но отец рассказывал, что гражданские войны вообще, и в России в частности, очень жестокие. Там не щадят никого и пленных, как правило, расстреливают.
