Уже ближе к вечеру они дошли до пещеры, в которой жил колдун, встали у входа и стали ждать. Колдун к ним вышел, когда уже совсем стемнело, и братья совсем были напуганы темнотой, волчьим воем, который доносился из леса за пещерой. Их мать стояла молча, без движений и была погружена в свои мысли. Колдун появился так неожиданно, что ребята опешили и чуть присели от неожиданности. Колдун показал им посохом, что они могут войти, и повел их в пещеру. Пока они шли, братья думали о том, что лишь бы не упасть в темноте и что когда все закончится, они все расскажут своим друзьям и те будут их считать самыми храбрыми, особенно девчонки. Как говорится, дети есть дети. Зайдя в пещеру, их мать подошла к камню, в котором было отверстие для тела, и высыпала содержимое кувшина. Ребята в этот момент уже встали вдоль стены под факелами, ведь они много расспрашивали людей, кто был уже здесь, и знали, что будет нужно делать. Колдун обернулся к ним и, можно сказать, посмотрел, но, как известно, если он к тебе повернется, ты не увидишь в плаще, кроме тьмы, никого. Отвернувшись, колдун показал женщине, что она может встать вдоль стены, а сам стал набирать в свой кувшин жидкость из отверстия в камне. Женщина покорно отошла от камня, встала недалеко от сыновей, даже не обращая на них никакого внимания, что на них произвело даже большее впечатление, чем все, что происходило здесь с ними до этого. Они даже хотели окликнуть ее, но не решились, боясь гнева колдуна, ведь они знали, что в пещере нельзя произносить ни слова.
Первой взяла из рук колдуна кувшин, конечно, мать. Колдун поставил посох, за который, выпив, взялась женщина. Первое, о чем она вспомнила, была предыдущая зима, время, когда она с мужем и сыновьями занимались заготовкой дров для будущего костровища. Зима в этом году была очень снежная, и первое, что нужно было сделать, это откопать деревья, которые они собирались рубить. Женщины и молодежь, взяв деревянные лопаты, откапывали деревья, а мужчины рубили их для костровища. Требовалось очень много дров, и рубка длилась порой несколько месяцев, пока вокруг не оставались одни пеньки. Но и они шли в дело — их выкорчевывали, когда приходило теплое время.
В этот год все было, как обычно, но деревьев в округе становилось все меньше, и лесорубы подобрались вплотную к священному бору, в котором росли священные дубы, и в них даже охотиться было нельзя, чтобы не потревожить духов леса, а не то что деревья рубить. И об этом им напомнил старик, который постоянно выходил из чащи и запугивал лесорубов, пытаясь их прогнать. Старика звали Ивар. Люди, конечно, опасались, но все равно рубили. Другие доступные участки леса были либо намного дальше и было очень неудобно и долго вывозить дрова, или участки были уже заняты другими. Многие занимались добычей древесного угля. Можно было, конечно, уйти дальше, и там ставить костровище, и оттуда уже возить уголь на продажу, но, как известно, хорошее костровище горит по два месяца и за ним нужно постоянно следить, люди должны при нем находиться: жить, есть и пить. Чем дальше от жилья, тем сложнее это все было организовать, но главное — там почва была песчаная и не было поблизости воды. Если на песке ставить костровище и не иметь под рукой воду, очень много дров будет сгорать впустую. Вот и приходилось им выискивать все, что можно было срубить рядом с городищем. Может быть, именно дед Ивар и был виновником гибели мужа и сыновей. Это было маловероятно, думала женщина, ведь он хотя и грозил, но никогда близко не подходил ни к людям, ни к дровам, а после того как вырубка закончилась, он вообще исчез. И стали приходить его внучки, две девушки, которые не обращали внимания на людей, а подходили только к спиленным деревьям и что-то им шептали и все время плакали. Ведь не могли они нашептать смерть и стать виновницами гибели людей.
