"Словно к людоеду в пещеру",- подумал я, и в голове у меня завертелись какие-то пилы, крючья, бочки с серной кислотой, а в центре всего, как водится, мой обезображенный труп. Но в темном гротике, где с потолка стеклянно капала вода, поэтическое воображение утихло. Здесь ничего не было, кроме груды битых унитазов, ржавых тазообразных емкостей и каких-то пыльных бутылей с темными жижами - не иначе как старыми красками и олифами.
- А где же?.. - начал я, хотя едва ли это было умно - спрашивать, где тот, кто съест меня.
Дядя обогнул пылящиеся в темноте пиренеи и, подойдя к задней стене сокровищницы, пригляделся к ней. Я пригляделся тоже и увидел темную щель в штукатурке. Пролезть в нее, по-моему, могла бы разве что муха, но дядя как-то наклонился, вставил в верхнюю часть щели плечо, а в нижнюю - ногу и начал исчезать.
- Давай! - сипло бросил он мне.
Я заскребся следом, жалея о своем единственном приличном костюме, но, к моему удивлению, почти не запачкал его. При ввинчивании под нужным углом щель резко и сразу расширялась. В глаза мне ударил слабый свет, а ноздрей коснулся ароматный запах, отгоняющий сырость и гниль. Я поставил ногу на что-то сухое и мягкое и огляделся.
Мы находились в небольшой теплой комнате, оснащенной мощными электрокалориферами и с окном, закрытым явно недешевыми металлическими жалюзи. Здесь не было ни сталактитов, ни грибка, хотя желтые разводы на потолке и слабый запах плесени еще боролись за существование. Ни мебели, ни вещей. Только на полу лежал толстый пушистый ковер из волокнистого, очень нежного синтетика. В центре ковра помещался огромный матрац с подушкой, а на матраце, укрывшись стеганым одеялом, кто-то спал. У изголовья спящего горела желто-розовым светом тайваньская лампа, и в ее овальном царстве я заметил два темных продолговатых предмета, стоящих по обе стороны подушки. "Сигнализация?" - подумал я, но сладкий и свежий запах, исходивший от предметов, заставил меня вглядеться: это были флаконы дезодорантов со снятыми колпачками.
- Ничего себе...- растерянно сказал я, сам еще толком не осознав, что именно меня так поразило, и повернулся к дяде. Но мой суровый родич, вытянув шею, как мать над колыбелью, уже склонился над матрацем.
- Петенька,- заискивающе прошептал он,- вы бы на секундочку не проснулись? А?
Высунувшись из-за его плеча - взглянуть на "Чикатило",- я был потрясен. В розово-желтом круге света на подушке покоилась голова сладко спящего мальчика лет четырнадцати-пятнадцати. Ни в бледном лице, ни в спутанных волосах цвета свежей соломы, ни в беспомощно приоткрытых губах не было ничего не только людоедского, но даже просто уличного. Передо мной лежал школьник-аккуратист, лучшая флейта района и "кумир семьи", как гадливо выражается по поводу этих замечательных созданий отечественная педагогика.
