— Хорошо! — сказал Шульмейстер, беря свою шляпу. — Благодарю, Доротея! Я никогда не забуду, что вы сделали для меня сегодня вечером… Хотите вы протянуть мне руку, как другу?..
— Нет, — возразила она глухим голосом. — Нет, я не хочу…
— Отчего?
Доротея больше не отвечала. Она оставалась молчаливая, неподвижная, с опущенными руками, с полузакрытыми глазами.
Шульмейстер с минуту колебался, смущенный и даже немного взволнованный. Следует ли ему подойти к ней, заставить ее объясниться, выказать ей более расположения, чем благодарности? Конечно, это честное создание, выказав столько благородства и бескорыстия и даже жертвуя своей жизнью для него, заслуживает горячих объятий.
Однако Шульмейстер не подошел к ней. Он не понимал, что говорил, что делал. Он только прошептал едва слышно, почти неясным голосом:
— До свидания, Доротея!..
Затем медленно направился в глубину комнаты и, открыв маленькую дверь, вышел.
Тогда Доротея подняла глаза. Они были красные и блестели, как бы от незаметных слез.
Она упала на стул и напрягла слух, чтобы расслышать в ночной тиши удаляющиеся шаги Шульмейстера.
V
Шульмейстер, несмотря на очевидное впечатление, которое произвела на него Доротея, когда он был у нее, не хотел слепо следовать ее указаниям. Во-первых, из принципа он слушал советы других только наполовину. Для его ремесла это было вернее. Во-вторых, он предвидел затруднения, какие ему теперь придется испытать, чтобы возвратиться в город, если он теперь добровольно из него выйдет.
Он даже не спустился в ров, прежде чем взять вправо на тропинку, ведущую в деревню, как ему указывала Доротея. Напротив, он пошел по гребню вала до ближайшей дороги. Она шла вокруг жалких лачуг этого забытого квартала, и он забрался по ней в улицу, направляющуюся в центр старой части города.
Бредя таким образом, Шульмейстер размышлял. Не в проигрыше ли он скорее, чем в выигрыше, от только что совершившейся смелой выходки? Не скомпрометировал ли он серьезно результаты своего предприятия?
Прежде всего, ведь Венд хотел его убить, чтобы завладеть его деньгами. Из этого можно вывести заключение, что этот почтенный поручик сделается его отъявленным врагом, потому что ему не удалось его убить.
Помимо этого, во многих кварталах города его видели проходившим без гримировки и переодевания. Лакеи же гостиницы созерцали его в военных доспехах. Все это, вместе взятое, препятствовало ему показываться в Ульме, по крайней мере, пока он совершенно не преобразится.
