И выдал козырь:
Нужно было пригласить настоящего писателя.
Его охватило безумие, продолжать стало немыслимо. Он лишил меня последних сил, разозлил, оскорбил, постоянно втаптывая в грязь, как очередного легковерного идиота, готового купиться на любой его бред.
Вы лжец, бросил я. Но мне уже все равно. Просто сегодня нам необходимо сверить эти страницы, вот и все.
То есть ты, сочинитель, смеешь говорить, что я – лжец?
Никто не собирается вас убивать, Зигги, кроме меня, сказал я. И уж точно не банкиры. Они просто упекут вас за решетку, причем надолго. Это и будет их местью.
Они хотят меня убить.
Они хотят прикончить вас медленно. Для такого поручения нанимают адвокатов, а не киллеров. Теперь мы можем приступить к работе?
Налицо след «Нуган-Хенд».
Зигги, мы можем приступить к работе?
Его убили.
Кого?
Фрэнка Нугана. Они убили Фрэнка Нугана.
4
В семь часов вечера у меня самолет, сказал я. Такси вызвано на половину шестого, и к этому времени мы должны снять все вопросы по рукописи, которую я после этого за неделю доведу до ума в Тасмании. У нас осталось менее пяти часов.
Хайдль стоял ко мне спиной.
Вам необязательно перечитывать ее от корки до корки, добавил я.
Паника теннисным мячом застряла у меня в горле. Перевалило за полдень, а я так и не уточнил ни единого факта и ни на шаг не приблизился к получению подписи Хайдля.
Пусть делают что хотят, обратился Хайдль к стакану и потер синяки на шее. Пусть разрежут меня на куски и по почте отправят их Долли. Они уже здесь, Киф.
Кто?
Возможно, я – козел отпущения. Понимаешь меня?
Что вы хотите этим сказать? – насторожился я.
Людей убивают и за меньшее, Киф, изрек он, поворачиваясь ко мне лицом. Вот что я хочу этим сказать.
Что же?.. Кто, Зигги? ЦРУ? Или ребята из забегаловок фастфуда? Вероятно. Вероятно, банки в сговоре с ЦРУ. Но быть может, и нет. Они не знают, что я здесь. Беседую. Творю.
Хорошо бы нам…
У них общая цель. Вижу, Киф, ты меня услышал, а это самое главное.
Что самое главное?
Кто убил Фрэнка Нугана. Вот что я пытаюсь сказать.
Утверждение, что я исчерпал свои возможности, будет самой точной характеристикой моего состояния. Я исчерпал их во всех отношениях и даже не представлял, какой лестью или уловкой подтолкнуть Хайдля к завершению книги. Четыре недели я денно и нощно, за исключением полутора суток, проведенных со Сьюзи в родильном отделении, корпел над книгой. Мне требовалось хоть немного перевести дух, изобразить согласие, а тем временем придумать, как вернуть его к работе над книгой. Я рискнул покивать.
