Сложные, хорошие, поэтически любящие женщины жили на сожженной лихом, не менее чем солнцем, пустой равнине Бэрэгана. Татарка Урума охладевает к своему возлюбленному при мысли, что, пьяный, он встречался с другими девушками. И, хотя он не изменял ей, она считает, что он «осквернен» взглядами желавших близости с ним гагаузок. Измена, по ее мнению, уже во взгляде убивает любовь. Так, впрочем, думал и Л. Толстой.
Для меня Захария Станку особенно дорог сочетанием суровости, требовательности и вместе с тем ранимости и мягкости. Поэт, ставши прозаиком, всегда останется поэтом. В прошлом Станку не только сам писал стихи, но и сумел первым, еще в 30-х годах, заметить, оценить и перевести на румынский язык Есенина.
Многогранный и много знающий писатель, поэт, академик Захария Станку хорошо изучил мировую литературу и зорко следит за каждым новым обещающим именем в искусстве. Долгое время он возглавлял ведущий театр Румынии — Бухарестский Национальный театр. Драматургия, как и поэзия, постоянно влечет его к себе. Но наиболее силен он в прозе.
О творчестве, социальных сдвигах на планете, об искусстве подолгу беседовали мы в маленьком коттедже Станку через три года, когда я вновь посетила Румынию. Я любила наблюдать за ним в домашней неприхотливой обстановке, среди книг, в кресле подле большого лимонного дерева в кадке. Николина Станку — олицетворение женственности, скромности, ума и любви — идеал жены-подруги писателя. Более года жила она когда-то в Москве и говорит по-русски. Почти полвека прошло с того дня, когда к деревенской юной миловидной учительнице Нуше пришел деревенский долговязый, сероокий парень и попросил ее позаниматься с ним грамотой. Так началась любовь Николины и Захарии Станку.
Годы углубляют, очищают, крепят их чувство. Что-то неуловимо патриархальное и добротное ощущаю я всегда, когда в кабинете Станку появляется его сын, врач по профессии, весьма своеобразный и даровитый писатель — Хория Станку с женой-юристкой и двумя смышлеными мальчиками… Дед и не пытается скрывать привязанность к внукам. Он шутит с детьми, и лицо его с точеным прямым носом, холодными глазами и надменным выражением губ резко меняется. Добрея, оно стареет. Я внезапно вижу крестьянина, уставшего от работы и преодоления препятствий, мечтательного и грустного. Такими были и его предки — батраки, сызмала как бы впряженные в неповоротливую и тяжелую телегу жизни.
— Самое главное для нас, коммунистов, сохранить мир на земле, спасти наших потомков от гибели, которую готовит им атомная война. Мы уже прожили свою жизнь, но они, наши дети, внуки, должны быть счастливы. Нет цели значительнее, нежели эта, — говорит Станку, гладя большой рукой артиста головку меньшего внука. — Все, что стоит на пути к миру, надо беспощадно убирать.
