Внезапно припомнилось отошедшее было на второй план предательство Гарта. Если уж мой бывший жених и моя подруга смогли нанести мне удар в спину, то как я могла ожидать сочувствия и заботы от своего врага? Похоже, пребывание в лагере не лучшим образом повлияло на мои умственные способности, раз я решила, будто могу доверять Марку Грену.
Двин, утешая, обнял меня и принялся поглаживать по спине. Я расслабилась в теплых уютных объятиях, прижалась щекой к его груди, шмыгнула носом и постаралась не разрыдаться. Он и так слишком расстраивался, видя меня исхудавшей, утомленной, в лагерной робе. Ни к чему мучить его моими слезами.
Вот Двин слегка сжал мое плечо, ободряя, его губы прикоснулись к моим волосам. Я напряглась. А друг детства прижимал меня к себе все теснее.
– Двин, – звенящим голосом произнесла я, – Двин, не надо.
– Прости, – глухо сказал он, но руки не разжал. – Я не хотел тебя пугать. Я просто забылся.
– Это ты прости, – горько ответила я. – Но ты мне как брат. Я думала, ты знаешь.
– Знаю. И всегда был уверен, что люблю тебя как сестру. Тиа, я не знаю, что на меня нашло. Давай забудем.
– О чем? – спросила я удивленным голосом. – Ничего ведь не было.
Двин рассмеялся и подхватил меня на руки.
– Я люблю тебя, сестренка, – сказал он и чмокнул меня в нос.
А я с облегчением отметила, что в устремленном на меня взгляде была нежность, но не желание.
На сей раз передача меня даже не заинтересовала. Аппетита не было, вид продуктов вызывал тошноту.
– Разберите, – устало бросила я Мышке и Нетке, а сама легла на койку и отвернулась к стене.
Поступи так кто иной на моем месте, о подобном проступке тут же узнал бы Лютый, и несчастной досталось бы минимум пять плетей. Но меня надежно защищало золото, позвякивающее сейчас в карманах начальника охраны. Я слышала за спиной писки и повизгивания, негромкую ругань, но мне не было до шума никакого дела. Хотелось уснуть крепко-крепко, забыться и забыть о Марке Грене. Внезапно койка прогнулась под чужим весом. Нехотя я подняла голову, ожидая увидеть Мышку, но рядом сидела Линда.
– Дамочка, – прошелестела она, – можно, я возьму это?
Меня охватило раздражение. Линда с ее тихим голоском показалась мне противной. От нее пахло цветочным мылом – не иначе подарок Лютого, изредка жаловавшего своим подружкам разные мелочи – и этот запах, нерезкий и даже приятный, отчего-то вызвал у меня приступ головной боли. На упаковку, что девушка держала в руках, я бросила косой взгляд и буркнула:
