Я очень маленькая. Я знаю это, потому что болтаю ногами, сидя на стуле, и они не достают до пола. Кухня, пол выложен крупной черной и белой плиткой, и от вкусного аромата пекущегося в духовке хлеба у меня текут слюнки. Я знаю, что скоро получу толстый ломоть с холодным сливочным маслом, и хотя я не голодна, в животе урчит.
Дверь кухни открывается, и входит папа, пахнущий солнцем, теплым воздухом и медом. Он берет мою руку и ведет меня на улицу. Он хочет показать что-то в ульях, и я иду с ним охотно, позабыв про хлеб и масло.
Моя рука очень маленькая в его большой ладони, и я ощущаю знакомые мозоли. Я говорю ему, что даже если мы побежим в темноте, я все равно его узнаю по прикосновению руки. Я знаю, я сказала что-то очень смешное, потому что он смеется.
Скоро вечер. Мы подходим к ульям, и я представляю в них пчелок. Их дневная работа окончена. Несколько пчел задержались в теплом вечернем воздухе, маленькие стражи висят у входа, жужжат вокруг нас. Но нас не укусят. Они нас как будто знают, признают за часть своего мира. И я люблю этот мир. Я чувствую солнце на лице, мои босые ноги – и я счастлива.
Я хотела бы задержать это воспоминание – как лето хранит теплые дни, когда осень уже теребит его за рукав. Маленький кусочек реальности, который я отрицала. Доктора пытались определить мое состояние, классифицировать, дать ему название. Но они не могут меня вылечить. Только я сама могу это сделать. Я как фарфоровая тарелка, которую разбили на мелкие кусочки, и, кажется, я слишком стара, чтобы у меня оставалось желание их склеить.
Когда я встретила Джорджа, я подумала, что нашла то единственное, что могло бы снова сделать меня целой, вернуть давно забытое ощущение счастья. Однако меня, как и все разбитые предметы, склеить можно только на время.
Как большинство парней в Апалаче, Джордж вырос возле залива. Его отец и дед были ловцами устриц. Они называли свой ялик «Леди Мэри» – в честь бабушки Джорджа. Когда лодка стала принадлежать ему, он назвал ее «Берди».
Я любила Джорджа. Он мог заставить меня позабыть обо всем. Мы поверяли друг другу секреты, только он и я. Я любила его так же сильно, как ненавидела, наша любовь походила на кирпичную стену, о которую мы оба бились головой. Как будто мне было необходимо причинять себе боль, чтобы убедиться, что я все еще чувствую, и в надежде, что боль разбудит меня от моих кошмаров. Удержит меня от темноты, запятнавшей мои воспоминания. Уже тогда я чувствовала темный занавес за моей спиной, полной нераскрытых тайн, которые я не хотела помнить.
