— У вас психотерапия краткая?
— Все мои модели психотерапевтические, в индивидуальной терапии и в групповой, и в семейной — они очень остро заточены на кратковременность. Техническими средствами и логикой со всех сторон.
— Что значит техническими средствами?
— Индивидуалка так построена хитро, что она сокращает действие психотерапии обычно до 3—4 месяцев. Все идет под запись. Человек приходит с диктофоном, и до следующей встречи он полностью расшифровывает нашу встречу часовую, что занимает часов 7 в среднем. Логика такая — что на час нашей встречи он дома прорабатывает еще 7 часов. Плюс домашнее задание. Работа с чувствами, которые поднимаются в процессе расшифровки, специальное оформление, и так далее. Домашние задания очень разные. Помню, у меня был поэт какой-то, с ним очень хорошо сработало. После каждой терапевтической сессии он должен мне был принести по сонету. Это было революционной работой. Для него это был понятный ему язык. А кому-то я даю задания на дом 24 страницы в тетрадке через строчку исписать «я ненавижу маму». А между строчек, если в какой-то момент что-то меняется, писать свои чувства, мысли и воспоминания. Очень работает система. Простые технические средства, которые сокращают время работы терапевта. Психотерапевт должен быть туп, ленив и аморален. Когда клиент 10 часов работает дома и 1 час у психотерапевта, то получается, что участие психотерапевта в его работе — 1\10, и даже меньше. А вот работа клиента огромная. И он не может эту огромную работу свалить на психотерапевта. И опять-таки, когда у тебя к концу работы лежит огромная стопка бумаги, то сказать, что ничего не сделал — трудно. Обесценить это сложно.
— Это как отчет по лабораторной работе?
— Типа того.
— «Мы за вас свою работу делать не будем».
— Да. Вот именно. Это мой подход. Это очень сильно сокращает длительность работы. Например 12—20—36 встреч — это меньше года ощутимо. Но набранных часов — это как за 3—4 года. Или марафон. Работаешь 60 часов. Очень напряженной работы. Вот ты вкладываешь год работы по сути в три-четыре дня. Четыре дня, для исторического процесса личностного созревания — нисколько. Это мгновение. Ни для семьи, ни для окружения. Три дня — невидимый срок. А изменения — пиковые и взрывные. И дальше человек вышел в текущее состояние, из состояния «жидкого асфальта», и получил свободу движения, свободу реорганизации, переконструирования, перемещения. Вот у человека под сердцем лежал камень, и лежал там много лет. И никуда его не деть. И когда эта ситуация стала текучей — он может с этим что-то сделать в течении какого-то времени. Он проходит этот этап пластичности, и оказывается выброшенным в свою повседневную среду его социального окружения.
