Сколько ж можно? Ни любви, ни уважения…
А работа, между прочим, не завидная!
И оставила она своё служение —
Допекли её слезами да обидами.
Что за праздник начался! Эх, любо-дорого!
Смерти — нет совсем! Исчезла, тварь поганая!
Потекли года счастливые без ворога.
Все от радости хмельные, точно пьяные.
Ну а Жизни что? Танцует, размножается.
И людей — что в чистом поле трав некошеных.
Во сыру землю никто не собирается,
Во сырой земле, известно — что ж хорошего!
Но года текут, сливаются в столетия…
Жизнь круги свои наматывает вечные…
Только выглядит — как нищенка последняя…
Где ж та девочка весёлая, беспечная?
Ковыляет через боль старуха древняя,
Сад фруктовый не цветёт, задушен сучьями.
Голод правит городами и деревнями,
И больные безнадежностью измучены.
Нет покоя: боль на вечность преумножена,
Застоялась кровь, а новой — не рождается.
На уродливую нищенку похожая,
Жизнь в болоте беспросветном отражается.
Смерть проснулась в темноте, у края времени.
Слышит: колокол гудит истошным голосом.
Видит: некуда упасть на землю семени,
И кошмар царит такой, что дыбом волосы!
Устыдилась Смерть, от страха время сдвинула,
Одним взмахом возвратила всё по правилам…
«Ты прости, что я одну тебя покинула!» —
И цветочек Жизни за ухом поправила.
