Ленин говорил так, будто каждый день виделся с Покровским, и это понравилось Федору Васильевичу. Руководитель государства оторвался от своих дел, пригласил и спрашивает — просто, прямо. И смотрит, ждет ответа.
Покровскому тоже захотелось ответить просто и прямо:
— Владимир Ильич, а почему советский строй нужно поддерживать? Вы убеждены, что он принесет только добро, а я в этом далеко не уверен. Перед вами, если хотите, тоже мыслящий человек. Правда, власти у меня никакой, и я не более чем буржуй для некоторых, но все-таки имею какие-то права… Хотя бы высказывать свои мысли… Почему все, кто не поддерживает вас, саботажники?
Покровский говорил спокойно, с подчеркнутым достоинством. Черная тройка, отлично выбритое лицо, негромкий уверенный голос, которым он привык заполнять огромные институтские аудитории.
Ленин сцепил руки. Крепко сжал.
— «Мысли… Права…» — повторил он и спросил: — Вы против нас или за нас?
— Третьего пути нет?
— Какой, скажите на милость?
— За вас, лично за вас, Владимир Ильич. Но я не знаю, что из всего этого выйдет потом. Сейчас все построено на пафосе низвержения: долой! круши! бей! Это просто и легко. Доступно каждому. Полагаю, этот период рано или поздно кончится.
— Мы не только крушили, но и утверждали. Но сейчас нужно строить, строить и строить.
— Вот-вот! Сделано, конечно, много: земля… мир… отбиты почти все атаки военщины… Но вот потом-то? Потом! Нам всадит нож не Деникин, а своя собственная дикость. Доморощенная!
— Дикости хватает, — согласился Ленин. — А порыв к новой жизни? Тысяч, сотен тысяч людей?
— Наверное, есть… Но это тоже страшно; великий народ сам жжет дома, в которых можно открыть школы, травит без разбора интеллигенцию, сам стаскивает друг друга под колеса поезда…
— Были в деревне? За хлебом?
— Да…
Ленин подался вперед:
— Жгут до сих пор? Расскажите.
— Сам видел… Большой помещичий дом…
— Большой помещичий дом… А школа в деревне есть?
— Нет, в том-то и дело!
— Так! Больница? Почта?
— Нет, Владимир Ильич, нет!
Ленин выспрашивал Покровского подробно, досконально, хотел четко представить себе картину деревенской жизни, положение в селе. Он и предположить не мог, Покровский, как интересна, важна для Ленина каждая деталь, каждый штрих этой жизни. Но знал Федор Васильевич далеко не все.
— Поджог… А местные власти?
Покровский неопределенно пожал плечами.
— Не знаете? Не интересовались? А все ли крестьяне одобряют поджоги?
— Наверное, Владимир Ильич, большинство.
