А вскоре у молодой пары появился и свой общий ребёнок — тоже девочка. Танюшка помогала мамочке ухаживать за сестрёнкой, а папа всегда был одинаково ровным с двумя дочками. Таня никогда не чувствовала обделённости в любви родителей, и папочка всегда оставался для неё самым родным.
Потом, уже лет в четырнадцать, она узнала от мамы историю своего рождения, но душевной травмы никакой не испытала. Тот, незнакомый ей мужчина, не вызвал в душе интереса. Сердце молчало. Оно всегда любило и продолжало любить папу Мишу, который всегда был рядом и дарил тепло своей души.
Фото автора.
— Ой, доченька, ой, миленькая, — прямо с порога запричитала бабка Нюра, — отравила я папку. Пошли скорее к нам, не знаю, что делать.
Оторопевшая от такой новости Катя помчалась следом за матерью, на ходу одеваясь.
Вбежали в дом. Тихо. Лежит отец на кровати и сладко похрапывает. Катя с недоумением смотрит на мать.
— Вот, видишь, одни мухоморы на дне банки остались, а настойки нет. Выпил её отец. Я ж эту растирку приготовила для своих суставов. Мухоморы сначала в землю зарывала, завернув в фольгу, затем водкой залила и настаивала в тёмном месте по рецепту. Яд, да и только. А он целых пол литра оприходовал. Что теперь делать?
— Пап, нерешительно позвала Катя отца, дотронувшись до руки.
— Иван нехотя приоткрыл глаза, что-то буркнул и перевернулся на другой бок. Через минуту храп с новой силой донёсся до слуха женщин.
— Мам, не похоже, чтоб умирал. А точно это он выпил?
— Да кто ж ещё. Захожу на кухню, на столе пустая банка с одними мухоморами на дне, рядом открытая банка с солёными огурцами. И вот лежит недоеденный огурец. Значит, закусывал отец. Они с соседом Митькой вчера хорошо отметились, у того день рождения был. Так что отец сегодня с утра вчерашний день искал. Пока я сходила в магазин, он и выпил этот яд, опохмелился. Я только один раз вчера вечером растёрла свои ножечки и поставила в тумбочку. Он видел, хоть и нетрезвый был. Что ж теперь будет, — ещё громче запричитала со слезами на глазах Нюра.
Иван тем временем, услышав плач жены, проснулся, спустил ноги с кровати и в недоумении спросил:
— Нюр, что случилось? Кто тебя обидел?
— Ой, Ванечка, никто меня не обижал. Старая стала, всё болит, вот и плачу. Ты бы шёл да поел, щей я наваристых приготовила, вот и доченька пришла. Вставай, миленький.
— Щей можно, только голова трещит. Ты б, Нюрок, подправила её немного. Винцо, чай, у тебя должно быть.
