Как во сне толпа мальчишек побрела в спортзал. Директора Барни там ещё не было, и они начали вставать перед скамейками, попутно машинально проверяя, в порядке ли их форма и вычищены ли ботинки. Всё было идеально. Они и правда очень старались, чтобы этот месяц провести спокойно, но, похоже, спокойствие закончилось.
— Добрый день, директор Барни, — стройным хором прозвучало на весь зал.
— Можете садиться.
Мальчики сели так, что ни один звук не нарушил стоящую в зале тишину.
— Я очень огорчён. Очень, очень огорчён, — начал директор Барни, и ему не нужно было придавать тону зловещности, его голос всегда был пропитан ею. — Я долго закрывал на это глаза, но моему терпению пришёл конец.
Гробовая тишина.
— Тим. — Палец директора указал на пухлого, трясущегося от страха мальчишку.
— Да, директор Барни, — прошелестел несчастный, вскочив со скамьи.
— Ты ведь понимаешь, о чём я тут толкую?
Мальчики зажмурили глаза. Тим пропал, это ясно.
На такой вопрос нет правильного ответа.
— Д-д-директор Барни…
— Ну же, Тимми, не бойся, — ласково сказал директор Барни, и эта ласковость прозвучала ужаснее всего, что они слышали.
— Я-я… — Тим громко сглотнул, мечтая только лишь о том, чтобы всё это закончилось. Закончилось для него.
— Понимаешь или нет?
— Н-н-нет…
— Нет? Нет?!
— Простите, дир…
— ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ И СЯДЬ! — заорал директор Барни, и Тим рухнул на скамейку без чувств. Тело его соскользнуло, завалилось на бок, но никто не пошевелился, чтобы ему помочь. Никто не мог.
— А толкую я вот о чём. Вы, паршивцы, совсем распустились. Посмотрел я ваши дневники. Вы не только непроходимые тупицы, но к тому же и омерзительные лентяи. Только в таком сочетании можно получать столь скверные оценки. Это пренебрежение к учёбе меня БЕСИТ! — Тим вздрогнул и пришёл в себя. Ровно сел на скамейке и уставился в пол. Он не верил, что всё обошлось, но счастлив был неописуемо. Однако у остальных даже не было сил порадоваться за него.
Катастрофа. Одно слово — катастрофа, это знали все. Даже Себастьян.
— Лень непростительна. Пренебрежение — тем более. Я очень, очень разочарован. Вы оскорбляете человеческий род. — Половицы спортзала скрипели под ботинками директора Барни, медленно прохаживающегося перед мальчиками. — Вы оскорбляете эту школу. — Директор Барни остановился, и в зале повеяло холодом. — Вы оскорбляете меня.
Рубашки мальчиков пропитались потом. Оскорбить директора Барни было чистой воды самоубийством, и хотя никто никогда не пытался этого сделать, сейчас все поняли, что это страшное преступление стоит наравне с попыткой побега, если не хуже.
