Когда все в Поднебесной узнают, что прекрасное — это прекрасное,
тогда и возникнет безобразное.
Когда все узнают, что добро — это добро,
тогда и возникнет зло.
Лао Цзы. Дао дэ цзин
— …Конечно пора…
— …Я свою Эльзу уже три месяца не щупал…
— Ты один, что ли?..
— Его Эльзу?! — гогот.
— Я ему говорю, граф приказал! А он мне: а король?..
— Грёбаные мавры…
— Грёбаные сарацины.
— Грёбаные баски!
— Графа Ожье к королю!
— Ты ноги каждый раз сбиваешь, потому что не умеешь, разгильдяй…
— …рафа… оролю…
Топот ног, копыт, бряцанье металла, скрип телег, гул голосов, ржание лошадей, визг маркитанток, пыль, вонь, жара! Жара, хоть день катился к вечеру… август же, лето. Исход… Наверное, такой толпой шли евреи из Египта.
Граф Хруодланд неторопливым шагом ехал верхом на своем пегом жеребце навстречу бесконечной колонне войск, которую, как в гигантскую воронку, засасывало ущелье. Графа легко узнавали по крупной фигуре, синему шерстяному плащу и светлому чубу — граф по новой моде брил бороду и голову, оставляя длинные вислые усы и чуб, как у короля, — узнавали и приветствовали: графа любили и уважали. Кто-то вскидывал копьё, кто-то кивал головой, кто-то находил нужным окликнуть — и почти всегда по-франкски: «Роланд!».
Франки. В войске короля Карла одни франки. Есть немного датчан, есть лангобарды, галлы из Прованса, есть даже бретонские кельты, но абсолютное большинство — франки. Хруодланд со своими кельтами присоединился к королю сразу после того, как тот усмирил Аквитанию, за что и был пожалован графом Бретонской марки. А чего бы не присоединиться? Такая жизнь устраивала графа, и его бойцов устраивала. Война, которую непрерывно вёл король, стала единственным и естественным образом жизни. Бивуаки, переходы, стычки, скачки, сражения — настоящая жизнь для настоящего мужчины. Иногда, конечно, не хватало женского тепла… Ну так всегда есть крестьянки, которые захотят переспать с воином великого короля. А которые не захотят… А которые не захотят — дуры.
