Наконец я упал на песок, и вдруг заметил перед своими глазами нить. Это точно была нить, вернее крепкая бечева в палец толщиною. Она расходилась на две стороны и была весьма старая и иссохшая. Сердце мое чуть чуть радостно забилось, и я понял, что эта самая нить принадлежит как бы Ариадне, блаженной спасительнице моей души, которая позаботилась об всяком заблудшем путнике.
Я подобрал ее и пошел петлять по всем ходам лабиринта. Проделав большое расстояние, я наконец обнаружил себя в прямом и длинном коридоре, где вообще не было ни малейшего света, а самая же нить стала подниматься выше и выше, покамест не уперлась во что-то маленькое и звенящее, расположенное на чем-то поросшим мхом и выпуклом.
Я осмотрел ее и понял, что бечева была привязана к большому кольцу. Я стал стучать за него и даже дергать, а когда что-то массивное чуть сдвинулось в мою сторону, то есть поддалось на усилие, то я даже обрадовался, что наконец открыл дверь.
Но тут вдруг что-то заскрежетало, или даже фыркнуло, прямо перед самым моим носом, после чего я зажег почти последнюю спичку и точно ужаснулся всем своим существом. Итак, прямо передо мной, находилось огромное, лютое чудовище, критский ужас, в котором, по слова Данте, две разные природы совместились. Это был точно минотавр, как видимо спящий и чуть было не проснувшийся от того, что я дергал его за самое кольцо, вставленное в его же собственный нос.
Меня всего просто перетрясло и я, с зажженной спичкой, тихонько начал отходить назад, покидая этого людоеда, поскольку всюду кстати были разложены останки древних воинов и их доспехи. Я почти уже было вышел из помещения, в тот же самый длинный коридор, как вдруг новое несчастье постигло меня. Не успел я сделать и несколько шагов, да взял и споткнулся об лежавшие латы, но помимо этого я еще и упал на другие, стоявшие как бы на манер чучела, Бог знает откуда взявшиеся.
Звон и падение лат привело спящего минотавра в пробуждение и он, оскалив свои зубы, открыв огромные бычачие глазницы, вдруг взревел, увидев меня с догорающей спичкой в руках. Он выглядел весьма ужасно: в два раза почти выше меня, весь в шерсти, в какой-то костяной или хитиновой броне, с висящими цепями, с одним кривым и с другим обломленными рогами, с пузырями слюней из носа и разъяренными глазами.
Тут он уже не стал медлить и, мощно и громко поднявшись, схватил в руки свой двуручный здоровенный и обоюдоострый топор, после чего в миг нанес один сокрушающий удар по самому кирпичному настилу, что даже все они проломились и искры полетели из под них.
