Появились целые комиссии и инспекции в это помещение; поднимались многие толки весьма сомнительного характера и даже поступали жалобы самому императору, заканчивавшиеся просьбами и мольбами об закрытии курильни и взятия Тенетникова под арест в острог. Много проистекло тяжб и неприятных последствий. но вскоре государство убедилось в разумности народного волнения и прикрыло курильню Тенетникова, и даже чуть его самого не прикрыли.
Все эти слухи вскоре улеглись и курильня перестала существовать. Тенетников же сам также куда-то пропал и людей перестали находить мертвыми в водах Фонтанки. Тех людей, кто остался жив и не успел еще утонуть тайным образом, осталось очень мало, и многие из них сошли сума или повеселись, а те единицы, кто сумел сохранить свой рассудок, вдруг одичали и неохотно отзывались об своих давнишних забавах. Сейчас мало таких, и все они скупо и черство общаются с нормальными людьми. Так явление этой курильни прошло как эпидемия, которое унесло много жизней и погрозило вернуться вновь.
Но вот же судьба, не успело минуть и полных трех лет, как вдруг пошли слухи об новом предприятии Тенетникова, которого видел кто-то краем глаза на одном из наших портов, то есть речь теперь же идет об тайной курильне, во всех смыслах скрытой и запретной, куда могут проникнуть только избранные гуру этого предприятия. И что теперь даже вновь начали потихоньку появляться тела утопленников на Фонтанке и в других местах нашего Петербурга.
Снова поднялся шум, снова народ начал роптать. Но все на сей раз было решительно глухо и бесполезно: всякое расследование терпело крах, а происки шпионов были тщетными. Люди покидают свои дома и появляются мертвыми в водоеме и по сей день. Известно лишь только то, что эту курильню именуют как» Дом двенадцать», и не понятно даже почему.
Более я ничего не могу сказать. – Так закончил Назаров удивительную историю про ужасные события, кои теперь же я спешу вам поведать в полнейшем описании и достоверности.
Но в тот вечер мы все еще сидели потрясенные от такого рассказа, и, честно признаться, возбужденными. Один только Гаврилов сидел разочарованно и все настаивал на выдумки и детские шалости. Нас же обоих, особливо меня, он предостерег не вмешиваться ни в какую затею, и не стараться никаким способом разыскать этот дом. Так мы просидели еще без малого час, и, когда на улице стемнело уже совершенно, я горячо распрощался со всеми и отправился усаживаться в коляску, придерживаемый заботливой рукой Фрола.
